– Подождите, выслушайте меня, – выдохнул он. Ухватил ее за плечо и быстро проговорил: – Таунсенд сказал, что если я вернусь, то могу сдаться на милость Агентства! Он сказал…

Женщина стряхнула его ладонь с плеча:

– Да, конечно, можете. Это ваше законное право. – И она сердито обернулась к мужу, который пробирался следом: – Ну ты идешь или нет?

– Иду, иду! – ответил Харви и одарил супругу возмущенным взглядом. Глаза у него были красные и усталые. – Но я намерен попрощаться с Ричардсом. И ты ему уж пожалуйста скажи, что это твоя – а не моя! – идея уйти пораньше. Я не желаю, чтобы он думал, что это я виноват. А если у тебя такие представления о манерах, что тебе даже «до свидания» хозяину дома сказать лень…

Тут от кружка гостей отделился седоватый человек, который впустил Эггертона. Улыбаясь, он подошел к ним:

– Харви! Дорис! Уже уходите? Но вы же еще ничего не видели!

На широком лице отразилось неподдельное разочарование:

– Нет, вы не можете просто вот так взять и уйти!

Дорис уже открыла рот, намереваясь сообщить, что еще как может, но тут в беседу вмешался Харви:

– Слушай, – в полном отчаянии сказал он, – а может, ты нам сейчас покажешь эту свою штуку? Джей, сам-то посуди – разве мы мало прождали?

Ричардс нерешительно помолчал, а потом сдался:

– Ну хорошо, – ответил он.

И вправду, он и так продержал гостей в неведении слишком долго.

Усталые, всякого повидавшие в своей жизни гости оживленно зашушукались – им тоже стало интересно.

Ричардс театральным жестом поднял руки – он все еще намеревался выжать из мизансцены как можно больше:

– Ну что, господа хорошие, момент настал! Пойдемте за мной – оно снаружи!

– А я-то думал, где он держит свою непонятную штуку? – сказал Харви, идя вслед за хозяином. – Пойдем, Дорис.

И он ухватил жену за руку и потащил следом.

Остальные столпились и поплелись через столовую и кухню к задним дверям.

Снаружи их встретил ночной ледяной воздух. Вымораживающий тепло ветер хлестал дрожащих гостей, которые ежась, спускались по черной лестнице в гиперборейскую тьму. Дорис свирепо выдернула руку из руки мужа и налетела на Эггертона – тот шагал за ними. Она быстро продралась скозь толпу гостей к опоясывающей дворик ограде.

– Подождите, – запыхавшись, проговорил Эггертон. – Выслушайте же меня! И что же, тогда Агентство прекратит меня преследовать? – В голосе, несмотря на отчаянные усилия, прорезались жалобные нотки. – Я могу на это рассчитывать? Уведомление будет считаться недействительным?

Дорис устало вздохнула:

– Да, да. Ну ладно, если вы хотите, давайте поедем в Агентство. Я лично займусь вашими бумагами – а то они еще месяц пролежат, пока их в дело пустят. Но вы знаете, что это значит, правда? Вы будете связаны с Агентством пожизненным контрактом – за то, что вас помиловали. Вы знаете это, не правда ли?

– Да, знаю.

– И вы этого хотите? – В голосе послышалось любопытство. – Мужчина вроде вас… я ожидала другой реакции, если честно.

Эггертон жалобно скривился:

– Таунсенд сказал… – просительно начал он.

Дорис резко перебила:

– Единственно, я хочу знать вот что. Почему вы не откликнулись на первое предупреждение? Пришли бы, прошли тест – и ничего бы этого не случилось!

Эггертон открыл было рот, чтобы ответить. На самом деле он хотел произнести целую речь – о том, что у человека должны быть принципы, а также затронуть такие важные понятия, как свободное общество, права индивидуума, его свободы, надлежащая правовая процедура и вмешательство государства в частную жизниь. Но тут случилось долгожданное событие: Ричардс включил мощные прожектора – он их установил специального для особого случая. Ведь он в первый раз демонстрировал результат своих трудов публике.

На мгновение установилась потрясенная тишина. А затем все как по команде заорали и бросились прочь. Люди с искаженными ужасом, перекошенными лицами карабкались через ограду, ломились сквозь пластиковую стенку на соседний двор, вываливались туда – а потом на улицу.

Потрясенный реакцией гостей, Ричардс в замешательстве стоял рядом со своим шедевром и явно ничего не понимал. В искусственном белом свете прожекторов скоростной катер выглядел потрясающе – красивый, сверкающий. Он полностью созрел и принял окончательную форму. Буквально полчаса назад Ричардс выскользнул наружу с фонариком, осмотрел его, а потом, дрожа от возбуждения, срезал со стебля. Теперь корабль лежал отдельно от стебля, на котором вырос. Ричардс вывел его на двор, как на сцену, залил полный бак топлива, откинул крышку кабины – одним словом, полностью приготовил к полету.

А на стебле уже готовились раскрыться и только проклюнулись бутоны других катеров. Ричардс поливал растение и удобрял его со знанием дела: ближе к лету можно получить урожай из двенадцати транспортников, не меньше.

По бледным от усталости щекам Дорис текли слезы:

– Ты это видишь? – прошептала она Эггертону. Судя по голосу, ей было горько и очень плохо на душе. – Какой… красивый. Смотри, какой. Видишь – вон он стоит…

С искаженным горем лицом она отвернулась:

– Бедный Джей…. Он же сейчас все поймет…