Шрифт:
– О ком-нибудь конкретно она говорила? Может, о ком-то, кто мог желать ей зла?
– В те времена? Она говорила, что ей все желают зла.
– А недавно? Когда она вернулась в Монреаль?
– Шестнадцатого октября, – сказал месье Дайсон.
Гамаш повернулся к нему:
– Вы точно помните дату?
– Вы бы тоже запомнили, будь у вас дочь.
Старший инспектор кивнул:
– Вы правы. У меня есть дочь, и я бы запомнил день ее возвращения домой.
Они несколько секунд смотрели друг на друга.
– Лилиан не сказала вам, почему вернулась?
Гамаш произвел быстрый подсчет. Лилиан вернулась восемь месяцев назад. Вскоре после этого купила машину и стала ездить на выставки.
– Она сказала, что соскучилась по дому, – ответила мадам Дайсон. – Мы считали себя самыми счастливыми людьми в мире.
Гамаш помолчал, давая ей время собраться. Оба полицейских знали, что существует некое временн'oе окно после сообщения родным трагического известия и до того, как скорбь поглотит их целиком. Когда пройдет шок и наступит боль.
Это мгновение приближалось. Окно закрывалось. Теперь каждый вопрос был на счету.
– Она на этот раз была счастлива в Монреале? – спросил Гамаш.
– Я никогда не видел ее такой счастливой, – сказал отец. – Мне кажется, она нашла своего мужчину. Мы у нее спрашивали, но она всегда смеялась в ответ, говорила, что ничего подобного. Но я не уверен.
– Почему вы так думаете? – спросил Гамаш.
– Когда она заглядывала на обед, то всегда уходила рано, – ответила мадам Дайсон. – В половине восьмого. Мы подшучивали над ней, говорили, что она торопится на свидание.
– И что она на это отвечала?
– Просто смеялась. Но… – она задумалась, – но что-то такое было.
– Что вы имеете в виду?
Мадам Дайсон еще раз глубоко вздохнула, словно пытаясь подбодрить себя, продержаться достаточно долго, чтобы помочь этим полицейским. Помочь им найти того, кто убил их дочь.
– Не знаю, что я имею в виду, но она прежде никогда рано не уходила, а тут вдруг начала. Но нам не говорила почему.
– Ваша дочь пила?
– Пила? – переспросил месье Дайсон. – Я не понимаю вашего вопроса. Что пила?
– Алкоголь. На месте убийства мы нашли один предмет, возможно связанный с Обществом анонимных алкоголиков. Вы не знаете, ваша дочь состояла членом общества?
– Лилиан? – удивилась мадам Дайсон. – Я за всю жизнь ни разу не видела ее пьяной. Она всегда развозила всех по домам после вечеринок. Могла позволить себе рюмочку, но много никогда не пила.
– У нас даже нет алкоголя в доме, – поддержал ее месье Дайсон.
– Почему? – спросил Гамаш.
– Наверно, потеряли к этому интерес, – сказала мадам Дайсон. – Есть более важные вещи, на которые мы тратим пенсию.
Гамаш кивнул и поднялся.
– Вы позволите? – Он показал на висящие фотографии.
– Пожалуйста. – Мадам Дайсон подошла вместе с ним к стене.
– Очень хорошенькая, – сказал Гамаш.
Они разглядывали фотографии, и по мере того, как отходили от центра, Лилиан становилась все старше. От драгоценного младенца до обожаемого подростка, до красивой молодой женщины с волосами цвета солнечного заката.
– Вашу дочь нашли в саду, – сказал он, избегая мрачных подробностей. – В саду ее подруги Клары.
Мадам Дайсон замерла и уставилась на старшего инспектора.
– У Клары? Но это невозможно. Лилиан никогда бы к ней не поехала. Она бы лучше встретилась с дьяволом, чем с этой женщиной.
– Вы сказали, что Лилиан убили в доме Клары? – спросил месье Дайсон.
– Oui. На заднем дворе ее дома.
– Тогда вы знаете, кто убил Лилиан, – заявил месье Дайсон. – Вы ее арестовали?
– Нет, – ответил Гамаш. – Есть и другие вероятности. Ваша дочь говорила о ком-нибудь еще после возвращения в Монреаль? О ком-нибудь, кто мог желать ей зла?
– Никого более очевидного, чем Клара, – отрезал месье Дайсон.
– Я знаю, что это трудно, – спокойно произнес Гамаш и сделал небольшую паузу. – Но вы должны подумать над моим вопросом. Это очень важно. Говорила она о ком-нибудь еще? О ком-нибудь, с кем у нее недавно была ссора?
– Нет, – немного помолчав, ответила мадам Дайсон. – Мы уже говорили: она никогда не казалась такой счастливой.
Старший инспектор Гамаш и Бовуар поблагодарили Дайсонов за помощь, оставили свои визитки.