Но по его виду это было незаметно. И Гамаш волновался.

Старший инспектор молчал. Сам он был в прекрасной форме, по крайней мере, так хорошо он себя не чувствовал вот уже много лет. Он теперь больше ходил, а физиотерапия вернула ему силы и живость. Трижды в неделю он посещал спортивный центр Управления Квебекской полиции. Поначалу это было унизительно: он с трудом поднимал гири размером с бублик, а на беговой дорожке-тренажере и нескольких минут не мог выдержать.

Но он не опускал рук. Выдержал. И силы постепенно не только вернулись – он стал чувствовать себя лучше, чем до ранения.

Хотя какие-то остаточные физические явления еще были. Когда он уставал или перенапрягался, правая рука начинала дрожать. Просыпаясь по утрам или вставая после долгого сидения, он ощущал боль в теле. Были и другие болячки. Но все они не шли ни в какое сравнение с эмоциональной болью, с которой он боролся каждый день.

Некоторые дни были ничего. Другие – как нынешний – не очень.

Он подозревал, что Жан Ги борется с болями, и знал, что выздоровление – это не всегда прямая линия. Но состояние Бовуара только ухудшалось.

– Чем тебе помочь? – спросил Гамаш. – Может, тебе нужно время, чтобы заняться здоровьем? Я знаю, что Даниель и Розлин будут рады видеть тебя в Париже. Вдруг это поможет?

Бовуар рассмеялся:

– Вы хотите меня убить?

Гамаш ухмыльнулся. Трудно было представить, какой вред может принести поездка в Париж, но вот неделя в тесной квартирке с его сыном, невесткой и двумя внуками наверняка не принесет пользы здоровью. Приезжая теперь в Париж, они с Рейн-Мари снимали квартиру неподалеку.

– Merci, patron. Я уж лучше буду выслеживать хладнокровных убийц.

Гамаш рассмеялся. Очертания Монреаля за рекой постепенно приближались. И вместе с этим росла гора Мон-Руаяль в центре города. Громадный крест наверху сейчас был невидим, но каждый вечер он оживал, загорался, словно маяк для населения, которое больше не верило в церковь, а верило в семью, друзей, культуру и род человеческий.

Кресту было все равно. Он сверкал все так же ярко.

– То, что ты разошелся с Энид, тоже не пошло тебе на пользу, – сказал Гамаш.

– Вообще-то, пошло, – проворчал Бовуар, замедляя движение вместе с потоком машин на мосту.

При этих словах Гамаш, как обычно любовавшийся видом города, посмотрел на Бовуара:

– Каким же образом?

– Это облегчение. Я чувствую себя свободным. Мне жаль, что я сделал больно Энид, но это одно из лучших последствий той бойни.

– Это как?

– У меня такое ощущение, что мне предоставили еще один шанс. Столько ребят погибло, а я, оставшись в живых, посмотрел на свою жизнь и понял, что я несчастен. И к лучшему дело не изменится. Энид тут ни в чем не виновата, просто мы никогда не подходили друг другу. Понимаете, я боялся перемен, боялся признать, что совершил ошибку. Боялся сделать ей больно. Но больше я не мог это терпеть. Я остался в живых, и это дало мне мужество сделать то, что я должен был сделать много лет назад.

– Мужество, чтобы изменять то, что могу.

– Что?

– Одна из строчек молитвы на жетоне, – сказал Гамаш.

– Ну, в общем, да. Как бы то ни было, я видел, что моя жизнь будет чем дальше, тем хуже. Поймите меня правильно. Энид замечательная…

– Нам она всегда нравилась. Очень.

– И она вас тоже любит, вы это знаете. Но она не стала для меня той единственной.

– А ты уже нашел такую?

– Нет.

Бовуар скосил глаза на шефа. Гамаш задумчиво смотрел перед собой, потом повернулся к Бовуару.

– Еще найдешь, – сказал он.

Бовуар кивнул, погруженный в свои мысли. Немного погодя он спросил:

– Что бы вы сделали, если бы были женаты, когда встретили мадам Гамаш?

Гамаш посмотрел на Бовуара проницательным взглядом:

– Мне казалось, ты говорил, что еще не встретил свою единственную.

Бовуар помедлил. Он подкинул Гамашу мысль, и тот принял ее. И теперь смотрел на своего помощника. Ждал ответа. И Бовуар почти сказал ему. Почти сказал боссу всё. Хотел открыть сердце этому человеку. Ведь он рассказывал Гамашу почти обо всем, что происходило в его жизни. О том, что он несчастлив с Энид. Они говорили об этом, говорили о его семье, о том, чего он хочет и чего не хочет.

Жан Ги Бовуар доверил Гамашу свою жизнь.

Он открыл рот, слова сами просились наружу. Словно скатился камень, готовый вытолкнуть эти чудесные слова на свет божий.

«Я люблю вашу дочь. Я люблю Анни».

Старший инспектор ждал так, словно у него впереди вечность. Словно в мире не было ничего важнее, чем личная жизнь Бовуара.

Этот город с его невидимым крестом становился все больше и больше. Наконец они въехали на мост.

– Я пока никого не встретил. Но я хочу быть готовым. Я не мог продолжать этот брак. Это было бы несправедливо по отношению к Энид.