Выбравшись из Шварцвальда, Эхо снова почувствовала себя в своей тарелке. Она освободилась от чар и опять стала собой. Раны ее почти затянулись, остались лишь ожоги на руках. Вызванное ею пламя опалило и ее саму. Похоже, новые способности вышли ей боком, и в этом было мало приятного, но куда больше Эхо тревожило ощущение того, что в ее сознании поселился кто-то чужой, точно актер, притаившийся за кулисами в ожидании своего выхода.

Роза.

Когда Эхо, образно выражаясь, открыла внутри себя дверцу и выпустила жар-птицу из клетки, Роза была тут как тут, привлеченная энергией, которая могла бы быть и у нее, если бы она отважилась пожертвовать своей жизнью. Она, как и Эхо, была сосудом. Теперь же поселилась в дальнем уголке сознания Эхо, причем не одна, а со всеми своими тайнами. Эхо узнала все, что знала Роза, даже секреты, которые та хранила до самой смерти. Эхо чувствовала все, что чувствовала Роза. Девушка вспоминала, как счастлива была когда-то. Как Гай в первый раз поцеловал ее у домика на берегу океана, и волны плескались у их ног. Как они лежали у камина и ночи напролет разговаривали о своих надеждах и мечтах. Все это казалось Эхо таким же реальным, как ее собственные воспоминания и чувства. И это ужасно! Эхо поднесла было ладони к вискам, но, почувствовав, что руки забинтованы, опустила их.

С трудом разлепив глаза, она увидела, что над ней склонились трое, три самых главных существа в ее жизни: Птера, Айви, а теперь, как ни странно, и Гай. Они пожирали ее глазами. Наверное, так себя чувствуют звери в зоопарке. Эти трое взирали на Эхо с такой тревогой и любопытством, что ей показалось, будто она задыхается. Девушка попыталась сесть, но три пары рук – черные, белые и загорелые, без перьев, – заставили ее снова лечь. Ну все, с нее довольно.

– Хватит! – сердито проговорила Эхо. – Перестаньте на меня глазеть, трогать меня, дышать моим воздухом!

Айви задержала дыхание: она поняла Эхо буквально. Благослови Господь ее добрую душу.

Птера с деланым безразличием посмотрела на Эхо, но та заметила в ее глазах любопытство.

– Она всегда была в тебе, – сказала Птера. – Как же я раньше не догадалась?

Эхо с трудом села, привалившись спиной к замшевому дивану Джаспера. Гай придержал ее, чтобы она не упала, и Эхо не стала ему мешать. Его рука лежала у нее на талии, чуть повыше пояса джинсов, и Эхо чувствовала ее тепло. Айви покосилась на руку Гая, но ничего не сказала.

– Да откуда же ты могла знать? – удивилась Эхо. – Я и сама до сих пор не понимаю, как вообще такое возможно и почему именно я. Я помню все о Розе, последнем сосуде, и вижу еще какие-то образы, которых не понимаю. Откуда у меня эти воспоминания?

Птера запустила руку в перья и вздохнула. Эхо никогда не видела ее такой уставшей.

– Пока ты лежала без сознания, я размышляла обо всем, стараясь разобраться, и вот до чего додумалась. Жар-птица, видимо, может переходить от одного к другому, – проговорила Птера. – Каждый, кто с ней соприкасается, оставляет свой отпечаток. А поскольку Роза была сосудом для жар-птицы до тебя, ее голос оказался громче всех. Да и ты сама дала ей повод кричать. – Птера выразительно посмотрела на руку Гая на талии Эхо. – В общем, жар-птица была в вас обеих. А освободила ее ты, пожертвовав собой. Роза по какой-то причине не захотела этого сделать. Ты же выпустила жар-птицу из клетки. Если я все правильно поняла и жар-птица – сгусток чистой энергии, настоящего волшебства, ей необходим сосуд, чтобы существовать в нашем мире.

От разговоров о сосудах голова у Эхо разболелась еще сильнее.

– Но почему я? Я же самая обычная девушка. Во мне нет ничего особенного.

Птера нежно потрепала Эхо по щеке.

– Ошибаешься, моя маленькая сорока, ты всегда была особенной. И то, что я встретила тебя тогда в библиотеке, едва ли совпадение. Нам с тобой суждено было найти друг друга.

Эхо приподняла бровь.

– Так это судьба?

Птера покачала головой, взъерошив черные перья.

– Твоя судьба – в твоих руках, Эхо, но я думаю, у каждого из нас своя роль в этом мире. – Она так многозначительно посмотрела на Эхо, что девушка внутренне сжалась под тяжестью ее взгляда. – Твоя роль – быть жар-птицей. А уж как ты ее сыграешь, дело твое. И то, что тебе удалось вызвать огонь, лишнее тому доказательство.

Огонь. Черт, черт, черт, черт. Она вовсе не хотела сжечь всех без разбору, она лишь пыталась остановить сражение.

– Роуан, – прошептала Эхо. – И остальные… они живы? – Ей лишь хотелось остановить Танит и Альтаира, прекратить эту кровавую бойню.

Птера кивнула.

– Огонь их обошел стороной, не обжег. Наверное, ты не хотела причинить им вред.

– Да, – ответила Эхо. Но на самом деле она это сделала неосознанно. Не раздумывая. По ее жилам текла энергия, а она и сейчас толком не понимала, что с ней делать. Эхо зажмурилась. Ей стало больно при мысли о том, что она едва не убила тех, кого любила. Гай сжал ее руку, и Эхо удалось отогнать дурные мысли.

Она покачала головой, словно это могло помочь ей избавиться от страха. Не помогло. Но в ее силах было не обращать на него внимания, переключиться на что-то другое.

– Как ты узнала, где нас искать?

Птера улыбнулась такой очаровательной, такой знакомой улыбкой, что Эхо едва не разревелась.

– Танит с драконами следили за тобой. А мы за ними.

Гай провел рукой по волосам и вздохнул.

– А нам-то казалось, что мы искусно заметаем следы.

В его словах сквозило смущение. Эхо похлопала Гая по руке. Он улыбнулся, и ей захотелось улыбнуться в ответ, но следующий вопрос, который она собиралась задать, был слишком труден – тут уж не до улыбок.

– Ну хорошо, я жар-птица. Значит, я должна положить конец войне. Но как, черт возьми, мне это сделать? – спросила Эхо. – Я же обычный человек.

– Чтобы разжечь огонь, достаточно одной спички, – ответила Птера. – Тебе суждено нести тяжелую ношу, но помни, что ты не одна.

Птера взяла Айви за руку и встала. Айви, казалось, хотела что-то возразить, но лишь молча моргнула. Птера кивнула Гаю и добавила:

– Оставлю вас наедине. Наверняка вам нужно многое обсудить.

Эхо проводила их взглядом. Гай убрал руку с ее талии, но придвинулся чуть ближе. Так странно было замечать у него обычные человеческие порывы.