– А Владимир Мономах, князь киевский, у которого есть чему поучиться в делах воинских, передвигался военными маршами ходко и стремительно! Не мною подсчитано, но путь до зимних половецких кочевий в 500 верст при длине версты в 3 тысячи стоп, его войско прошло за 20 дней! По 25 верст в день. Вот это темп пешим ходом! С оружием и кормом на санях. В поход-то отправился в феврале ни года, в мороз лютый, а закончил поход в марте. Полной победой!

Идти быстро и в любую погоду – проверенная тактика Владимира Мономаха!

– К чему такие подробности? – вторично изобразил вопросительный знак князь московский.

– Минутой назад ты сам сетовал на недостаточность информации, дескать, события без пояснений теряют смысл, искажают суть…

– Хватит пустопорожних разговоров о прошлом, пора подумать о настоящем!

– Прошлое – поучительно, пусть, оно и с ошибками…

– Ну, как можно, опираясь на прошлое, вычислить, где сегодня находится войско мамаево?

– Мамай вторую неделю стоит на Медвежьей реке, то вперед чуть продвинется, то назад откочует, – поспешил ответить Боброк-Волынский. – Зная тактику Мамая, нам не выгодно покидать тесные урочища и выходить на степные просторы, где вольготнее воевать Мамаю. В облесенной местности главная его сила – конница, теряет скорость и возможность быстрого маневрирования, что нам на руку. Полагаю, пока воздержаться с переправой…

Стали припоминать случаи, когда переправа через реку, разделяющую противников, одним приносила удачу, а другим поражение. Любая река – не просто река, а некий рубеж… Конец одного состояния и начало другого. Граница между настоящим и будущим…

Вспомнили, что при князе северском Игоре Святославиче, таковой рекой слыла Каяла-река. В запале князь Игорь перешел ее и пали полки Игоревы в битве с половцами и сам он, о, позорище, попал в плен!

Боброк-Волынский вторично взялся за прояснение ситуации:

– Неспроста Каяла-река стала гибельной для князя Игоря. Неправедный затеял он поход. Завоевательный. А наш поход защитительный. Богоугодный!

Ныне Каялу-реку не отыскать ни на топографических картах, ни в атласе автомобильных дорог. Но историки полагают, что река впадающая в Дон ниже Ростова-на-Дону с названием Кагальник и есть та самая Каяла – река поражений, река покаяния…

На сей раз князь серпуховский тоже не упустил возможности высказаться и тему о мистике направил в нужное русло:

– На любой реке существуют места скорби, юдоли и печали. Там рушатся берега, теряются люди, пропадает рыба, исчезает из глаз наведенная переправа… Для предотвращения несчастий такого рода надо умаслить лукавое водяное племя. Отыскать водоворот, где водяницы с трясунцами вприсядку пляшут, заприметить воронку и бросить туда в дар нечто животрепещущее. До захода солнца и натощак, чтобы жертвенное существо не догадалось о своем предназначении…

После такого речения князя серпуховского, даже терпеливый Боброк-Волынский, неодобрительно на него глянул, дескать, третий раз перечит… А князь московский покраснел, побагровел, вот-вот вспыхнет! Хотя, возможно, это плясали отблески от разворошенного им же костра. Но сидящий рядом Тимофей Васильевич Валуй, воевода владимирский, сумел погасить искру раздражения. Опыт жизни помог. Не придется ему въехать с победою Золотыми воротами во Владимир-город, через день погибнет на поле бранном. Мог бы и не идти в ополчение – устарел телом, прихрамывает и живот свисает. Давно пора на заслуженный отдых, но опыту разумного руководства не мешает толстый живот, ибо мудрость, говорят, живет в животе, а побасенки, ой, как нужны для разрядки напряженности:

– По представлениям прежних насельников этих мест, живородящий жизненный мир располагается по верховьям рек. В пределах Дона это Сухая и Мокрая Табола, Правая и Левая Паника, Лесной и Польный Воронеж… А нижний мир – места перехода в другое состояние жизни – в приустьях. Чтобы благополучно перейти Дон, для задабривания водяных достаточно бросить в Дон быка черной масти с позолоченными рогами либо двух черных коней с подзлащенными копытами. Но быка предпочтительней.

Стали думать… Само собой разумелось, что в ближней округе вряд ли можно отыскать черного быка, разве что в мамаевом обозе для перевозки парадной юрты беклярибека. Но сие абсурдно по определению и решили обойтись двумя жертвенными конями. На что князь серпуховский ядовито заметил, что по древним славянским поверьям достаточно одного жертвенного петуха. Черного.

– Так переходить Дон или нет? – в третий раз вопросил князь московский.

Тимофей Васильевич Валуй обратил глаза к небу, выискивая в звездной темноте нечто… Обнаружил искомое:

– Вспомнил! Перед ответственной битвой с галлами (французами по-современному), римский полководец Гай Юлий Цезарь перешел ночью реку Рубикон, сказал воинам “жребий брошен!” и повелел разруши ть мосты, отрезая тем самым путь к отступлению! И победил!

Со всех сторон последовали комментарии:

– Цезарь доверился не зыбкому чувству, а трезвому расчету!

– Расчет – это умение предугадать событие!

– Момент удачи надо чувствовать!

– Природа чутья трудно объяснима. Это – наитие! Дар Божий!

Сколько людей – столько мнений. И советчиков.

– Не всякому совету доверяй… – продолжал шагать путем поучительства Боброк-Волынский, хотя, именно он согласно советованиям спустя день мудро расставит на Поле Куликовом полки русские. Не удержал поводья, рассказал, как иной раз превратно понимаются слова профессиональных советчиков: