Пальцы провели по соскам, колючим из-за острых железных гвоздиков. Сердце неистово билось под его ладонью, горящей от обжигающего шелка ее кожи.

Вильям потянулся к ране на шее, но едва коснулся губами, ощутил сладостный вкус крови и, отодвинувшись на край постели, сел.

Он смотрел на балконную дверь — через нее в комнату проникал тусклый свет. Остановиться оказалось слишком трудно. Жажда и желание вышли из-под контроля.

Позади раздался вздох, и девушка хрипловато промолвила:

— «Наша ошибка часто заключается не в содеянном, а в сожалении о содеянном»…

— «Между желанием и сожалением почти всегда находится место для глупости», — в ответ процитировал Вильям.

Они помолчали. Он обернулся и, стиснув зубы, взглянул на нее.

— Я понимаю, что лучше меня у тебя никого не было, но и ты пойми, я не человек…

— Ошибаешься!

— Нет, я это знаю.

— Ошибаешься. Лучше тебя был.

— Вот как?

— Да. — Девушка заложила руки за голову и вытянула ноги. — Он преступник, сидит в Крестах. Лучше его нет никого. Я способна кончить от одного его прикосновения.

Вильям оскорбленно поджал губы.

— Рад за тебя. — Он быстро оделся и спросил: — Мне сделать что-нибудь для тебя?

Она открыла рот, но молодой человек опередил:

— Своими словами, пожалуйста.

— Пиво, — отрывисто произнесла она, — в холодильнике.

Он принес, и глядя на нее, обнаженную и окровавленную, у него вдруг легко сжалось сердце. Поддавшись порыву, Вильям приблизился, взял ее лицо в ладони и, глядя в глаза, прошептал:

— Мне жаль, я идиот.

Она оттолкнула его и, отвернувшись, сказала:

— Уходи. Ненавижу сентиментальных мужчин.

Бесс села, облокотившись на подушки, обняла одной рукой колени, другой держала бутылку. При виде как ее губы касаются горлышка, Вильям вновь ощутил желание, а от запаха и вида крови на ее молочно-белой коже в горле пересохло.

Девушка казалось такой хрупкой, уязвимой, беззащитной и трогательной и в то же время сексуальной и сильной. Он отступил к балконной двери. Его тянуло к Бесс, и он не мог ничего с этим поделать… или даже не пытался.

— Если тебе хочется, чтобы я остался, только скажи, — сделал он попытку.

Девушка добродушно усмехнулась.

— Тебе кажется, что к Вильяму-вампиру я должна относиться как-то иначе, чем просто к Вильяму?

— Нет, но…

— Тогда почему ты все еще здесь?

Молодой человек взглянул на розу из кленового листка, одиноко лежащую на журнальном столике. Вышел на балкон и, закрыв за собой стеклянную дверь, перемахнул через перила.

Безлунное небо печально смотрело звездными глазами на пустынную улицу. По асфальту ветер с легким шелестом подгонял листья. Он делал шаг, другой, и они двигались за ним, преследуя его.

Прежде чем повернуть на длинную Балтийскую улицу, Вильям посмотрел на темный балкон, и ему сделалось не по себе. Не так, совсем не так он представлял реакцию девушки. Ей следовало испугаться, хотя бы попытаться узнать что-то о нем. Она же просто свела все к сексу, причем на укусах настояла сама.

Он рассчитывал поговорить с ней — после… Только сейчас понял — объясниться стоило до того, как она поволокла его в спальню. Девушке нравились острые ощущения, об этом и раньше было известно. А вот что она думала о нем как о вампире, осталось загадкой.

Она не сказала, будто бы не хочет его больше видеть, впрочем, как и не сказала, что хочет. Никогда не говорила. Но раньше она принимала его за богатого мальчика — человека, а теперь знала особый секрет. И судя по всему, он не сильно ее впечатлил.

Вильям дошел до дома, свет нигде не горел.

Во дворе на лавке под деревом сидели Йоро и Кира. У девочки на коленях лежала раскрытая книга.

— Даже собак ели? И кошек? — изумлялся мальчик, разглядывая черно-белую картинку в целый разворот.

— Ели все, — сказала Кира, — даже людей, новорожденных. Голод — это страшно.

Вильям догадался, что речь о блокаде Ленинграда — той поре, когда Кира еще была человеком.

Он помешкал у двери, ему хотелось поговорить с девочкой о Бесс, но Йоро попросил ее: «Расскажи еще что- нибудь», — и Вильям передумал.

В коридоре на втором этаже из-за двери кабинета высунулась голова Лайонела:

— Зайди!

Вильям ощутил странную, совершено по-детски наивную радость. Подобное он испытывал в те редкие мгновения, когда их мать вдруг подзывала его к себе, чтобы приласкать. Чувствуя легкие прикосновения ее рук на своих плечах, голове, вдыхая аромат ее духов, он был счастлив.