Мэри. Милый, вы так думаете? Разве вы не замечаете ничего, кроме содержимого вашей пробирки или поля зрения микроскопа? Что дала миру вся ваша наука с ее самолетами, ядовитыми газами и пушками? Она только привела мир к гибели. А если найдут способ расщеплять атом, это приведет только к новым взрывам. Люди клянут или отрицают бога, потому что их положение сейчас ужасно. Они забывают, что вся эта чудовищная путаница происходит от небрежения заповедями, которые господь дал людям. На что мы можем надеяться, если поклоняемся машинам, а не создателю.

Веннер. Бог, бог! Вы говорите о боге, как о чем-то реально существующем. Попробуйте доказать, что он есть.

Мэри. Зачем мне доказывать, если он сам каждый день доказывает мне это?

Веннер. Мне он ни разу не давал подобных доказательств.

Мэри. Любимый, при всем своем уме, вы похожи на упрямого школьника. Разве вы не понимаете, что должны выполнить некоторые условия. Если хочешь приобрести друга, нужно идти на уступки.

Веннер(с неожиданной горечью). У меня нет друзей, только враги.

Мэри. Поль, я не хочу читать вам проповеди, но если вы раскроете глаза, то убедитесь, что материальные блага не имеют ценности. Даже вы и я…

Веннер(прерывая ее). Разумеется, я не могу сравнивать себя с богом!

Мэри(спокойно). Поль, ваши слова приводят меня в ужас.

Веннер. Для меня, Мэри, все это сказки.

Мэри. Вы не можете отрицать исторического факта. Христос жил на этой земле. Его видели, его знали люди, которые не могли лгать, люди, которые были свидетелями всего того, что он делал, какие он творил чудеса… все.

Веннер. Галлюцинации наяву.

Мэри. Хорошо. (Твердо.) Предположим. Предположим, то, что вы говорите, — правда. Чудеса, благодать — все. И все-таки остаются основы христианства.

Веннер. Вы хотите, чтобы я стал христианином, не веря в Христа?

Мэри. Я хочу, чтобы вы верили, что надо служить ближнему, жертвовать собой ради него!

Веннер. А! Я знаю эту старую гуманистическую идею.

Мэри. Чем же она плоха?

Веннер. Нет, это совсем не для меня. Я работаю потому, что интересуюсь наукой, чистой наукой! Мне наплевать на человечество. И ваша основная идея жертвенности и умирания во имя любви к кому-то оставляет меня равнодушным.

Мэри. Очень печально, что вы так на это смотрите. Как мне убедить вас! Я вас так люблю, сердце у меня разрывается, когда я чувствую, что мы — чужие.

Веннер. Если вы в таких приятельских отношениях с провидением, попросите его помочь.

Возвращается Друэтт; он несет два белых халата, резиновый фартук и толстые красные резиновые перчатки.

Друэтт. Вы готовы?

Веннер. Формалин достали?

Друэтт. И формалин и чистый спирт.

Веннер. Пойдемте!

Мэри. Что вы собираетесь делать?

Веннер. Совершить единственное реальное чудо! Вырвать правду у смерти.

Друэтт и Веннер уходят налево.

Мэри остается одна, нервы ее взвинчены; во внезапном порыве она складывает руки и поднимает вверх голову, как бы в молитве.

Входит Глэдис.

Глэдис. О… Я вам не помешала?

Мэри. Нет, пожалуйста.

Глэдис. Я шла мимо — думала, может, смогу вам помочь.

Мэри. Чем вы можете помочь мне?

Глэдис. О, я не знаю! Вы, разумеется, будете возмущены моим вмешательством, оно и в самом деле непростительно. Но все же…

Мэри. Объясните, пожалуйста, что вы хотите сказать?

Глэдис. Хорошо. Это касается вас и доктора Венера. (В большом затруднении.) Вы так молоды, так неопытны… Разве замужество не слишком дорогая плата за первое увлечение?

Мэри. Это не увлечение.