– Раньше, возможно, и смутило бы, – не стала лгать Карина. – Но мне кажется, ты напрасно говоришь «зверь». Ты – хищник: опасный, но умный и контролирующий себя.

– Спасибо, – после короткой паузы проронил Герман.

– Это не комплимент, я действительно вижу тебя таким.

Карине нравилось быть с ним рядом. Видеть его. Держать за руку – у них ведь свидание, и поэтому они шли, касаясь друг друга. А когда остановились у клетки, она сделала малюсенький шаг назад, и получилось, что девушка прижалась к нему спиной. Он не отодвинулся.

И они стояли, как влюблённые.

Но говорили о вещах совсем не романтичных.

– Животные предпочитают избавляться от нездоровых особей. Не лечить. Не пытаться оправдать «тяжёлым детством» или «родовой травмой» – они просто убивают тех, кто способен навредить стае.

– Тебе нравится убивать?

– Я делаю нужное дело, – убеждённо ответил Рыжий.

– Кажется, это моя судьба – связываться с неправильными парнями, – притворно вздохнула девушка.

Герман понял шутку и поддержал:

– Всё не так плохо, как кажется.

– Мне стало легче.

– Я вижу.

И он сделал то, о чём Карина мечтала: свёл руки на её груди, заключив девушку в объятия. Жест получился мягким, плавным и очень естественным. И очень нужным именно сейчас.

– Ты не против?

– Нет…

«Если умереть, то вот так: рядом с тобой!»

– Ты много сделала для меня вчера, – продолжил Рыжий, глядя на льва. – Ребята были ошарашены моей историей, называли меня убийцей – в душе называли, но были готовы и в лицо, и если бы не ты, даже не знаю, как всё повернулось бы. Ты не позволила им сделать меня изгоем.

– Они просто не поняли тебя, нужно было помочь.

– Ты помогла…

– Им.

– Мне.

– Пусть так.

Они снова помолчали, наслаждаясь невинной близостью, а затем Карина сказала то, что считала необычайно нужным и важным:

– Я не могу не отомстить. До тех пор пока он жив, я буду нечистой и не обрету возможность жить нормальной жизнью. Даже если он просто от меня отстанет. Даже если ему на какое-то время – или навсегда – станет очень плохо. Нет. Никаких компромиссов: я хочу его убить.

– Значит, он умрёт, – размеренно ответил Герман, и девушке стало теплее.

Она улыбнулась.

Он чуть склонил голову и ткнулся носом в её волосы. Не поцеловал – именно ткнулся, оказался совсем рядом, согрел дыханием.

– Сила сделала нас убийцами, – грустно улыбнулась Карина.

– Она подарила нам возможность.

– Сделала убийцами…

Карина не обвиняла, а просто говорила так, как есть, называла вещи своими именами.

– Убийство убийству рознь, – спокойно возразил Рыжий. – К примеру, лев, которого ты видишь перед собой, стар и тяжело болен…

– Откуда ты знаешь?

– Вижу. – Герман горестно вздохнул. – Ему больно, но никто не хочет ему помогать. Он один, ему очень плохо.

– И ты хочешь… – Карина не договорила – задохнулась. А потом заглянула льву в глаза и увидела – она могла бы поклясться, что видит! – чудовищную боль в слезящихся глазах зверя.

«Он совсем один…»

– Ты должна решить, – жёстко прошептал Рыжий.

Почему она? Почему сейчас? Почему ему это нужно? Или мне? Кому это нужно больше? Кто должен показать твёрдость?

– Убей, – едва прошелестела Карина.

– Хорошо…

Герман знал, что понят правильно: и девушкой, и зверем. Лев уже догадался, что собирается сделать стоящий напротив клетки мужчина, и гордо вскинул гривастую голову, словно в последний раз красуясь перед львицей.

Или перед жизнью.

Или перед смертью.

– Не затягивай, – попросила девушка.

– Ни в коем случае, – отозвался Рыжий.

За последние сутки он научился виртуозно обращаться со своей силой, мог превратить в смертельное оружие своё тело, а мог действовать издали, набрасывая на жертву невидимый аркан.

На сердце.

Лев глухо рыкнул.

Резко.

Гордый зверь бросил на Германа последний взгляд и медленно завалился набок.

На глазах Карины выступили слезы.

– Так было надо, – тихо произнёс Рыжий. – Он сказал мне спасибо.

Марат сам удивился желанию отомстить насильнику, ублюдку, вывихнувшему Карине жизнь. Раньше подобные истории хоть и не оставляли его равнодушным – подонки, самовыражающиея за счёт беззащитных женщин, бесили неимоверно, – но не вызывали стремления лично восстановить справедливость.