– Ну, слава те господи! – воскликнул Давыдов, впустив его. – Где вы были, отчего не телефонировали?

– Я с добычей, Денис Николаевич, но что за добыча – сам не понимаю. И я потерпел поражение, как – тоже не понимаю. Все же шло безупречно…

– Вы загадками говорите, Федор Самуилович.

– Так обстоятельства-то совершенно загадочные! Шло, как по маслу, идеально шло…

– Я чувствую, вам не терпится доложить все с самого начала.

Нарсежак кивнул.

– Когда вы пошли к госпоже Крестовской, – заговорил он, – я рассудил, что неплохо бы отдохнуть. А сидеть, согласитесь, приятнее, чем стоять. Мимо проезжал лихач на хорошей пролетке с поднятым верхом. Я остановил его, залез в пролетку и велел ждать. Думал, дождусь вас, и разъедемся по домам. Смотрю, подъезжает автомобиль, оттуда выходит кавалер, помогает спуститься даме, а вслед за дамой вылезает медвежонок. Я отродясь не видывал Мату Хари, но шляпа размером с тележное колесо и медведь – это могла быть только она. Что касается кавалера, его-то я как раз видел и на карточках, и живьем. И Господа возблагодарил!..

– Рокетти де ла Рокка! – вставил нетерпеливо Денис.

– Этого красавчика ведь ни с кем не спутаешь, – согласно кивнул агент. – Дама убеждала его, что она – ненадолго, лишь исполнит танец и вернется. Для чего при исполнении танца нужен медведь, я не понял.

– Это просто счастье, что Бабушинский подарил ей медвежонка, а не слона!

– И я того же мнения… Значит, граф стоит у автомобиля, тихо говорит с шофером, я в пролетке жду. Услышать невозможно, даже понять, на каком языке беседа ведется. Я, было бы вам ведомо, говорю по-японски, немного понимаю по-китайски, могу кое-как объясниться с корейцем. Французским владею свободно, а вот с английским не повезло. Пробовал, да учитель попался дрянной.

– Понимаю…

– С дамой, кстати, граф говорил по-французски. Ну так вот, сижу, жду. Выбегает дама, тащит за собой медведя, хохочет-заливается. Говорит, старушку бедную до полусмерти перепугала. Граф сажает ее в авто и – вперед! Я высунулся – вас нигде нет. Ну, думаю, вы не малое дитя, дорогу домой найдете. Гони, говорю, братец, не упускай из виду вон ту таратайку. И покатили.

– Вы с ума сошли, Федор Самуилович! – сердито сказал Давыдов. – А если бы граф заметил, что за ним гонятся? Вы, наверно, плохо понимаете, с кем имеете дело. Вас чудо спасло!..

– Да уж, воистину чудо, – согласился Нарсежак. – Оно вывернуло из-за какого-то угла на трех тройках и голосило на всю Тверскую-Ямскую.

– Что голосило? – удивился Денис.

– Позвольте, дайте вспомнить… – И Нарсежак запел именно то, что уже не первый день преследовало Давыдова:

Когда я пьян, а пьян всегда я, Ничто меня не устрашит. И никакая сила адаМое блаженство не смутит!

– Но… зачем?!

– Денис Николаевич, это была пьяная компания, которая неслась в Петровский парк к цыганам, – голосом, исполненным терпения, достойного няньки при плаксивом младенце, отвечал Нарсежак. – Что же этим молодцам еще петь? Покаянные псалмы?.. Ну, мой лихач их пропустил и пристроился им в хвост. Да не глядите вы так, все очень просто: Рокетти ведь тоже к цыганам ехал. Потому я его и не проворонил.

– Вы рисковали…

– Ремесло такое. Когда он выехал на Тверскую-Ямскую, да когда автомобиль понесся во всю прыть, я первым делом подумал о цыганах. Там же за деньги кого угодно спрячут. А Рокетти, не иначе, сам цыганских кровей.

– Хм…

– Согласен, спорное предположение. Но главное, что я оказался прав, и что остановился его автомобиль в Зыковском переулке, в двух шагах от Петровского парка. Там у наших, русских цыган, у хореводов, богатые дворы. А вот цыгане-котляры, что пришли из Трансильвании, живут поблизости в настоящих бараках. Кто чуть побогаче – комнатки снимают. А двор у богатого хоревода – что боярская усадьба. Там же и вся семья, и хористки с хористами при нем живут, и детишек дивизия. Так вот, для нашего графа отворили ворота, и автомобиль туда въехал. Я спросил лихача: кто тут живет? Лихачи ведь все цыганское сословие знают, целое лето туда гостей возят. Оказалось, хор Лебедева двор занимает, а сейчас все в Петровском парке, в «Стрельне» поют. До «Стрельны» – два шага, и калитка есть, через которую цыганочки в парк бегают – очень удобно. Я лихачу заплатил три рубля, велел ждать, а сам – к калиточке. И точно, выходят оттуда граф с дамой, но уже без медведя, идут к «Стрельне». Я потихоньку – за ними. Ведь, казалось бы, прячешься ты, господин Рокетти, и по ресторанам тебе шастать не с руки.

– Так, может, его туда господин Бабушинский затащил? – уточнил Давыдов.

– Вот и я подумал, – кивнул Нарсежак. – Если эта парочка идет в «Стрельну», то не ждет ли ее там Бабушинский? И дальше думаю, как бы мне туда пробраться незаметненько? Ну, думал я недолго. Если японцы меня за японца принимали, китайцы – за китайца, корейцы – за корейца, а французы только спорили, из Лангедока я или из Прованса, так, может, среди цыган за цыгана сойду?

– Федор Самуилович, вы доподлинно сумасшедший!

– Э-э, смелым Бог владеет… Я через калиточку – во двор, а там такая география. Большой хозяйский дом, вдоль всего двора – клетушки стоят, где хористки живут, каждая со своим входом, еще подальше – просторная дача, за ней – другой дом. Все население, как я понял, в «Стрельне», по случаю жары окошки открыты, а сторож у ворот впустил автомобиль и опять спать завалился.

– А шофер?

– Шофер поехал эту таратайку в сарай ставить. Я – по клетушкам. Вышел оттуда молодец молодцом – в красной рубахе, штаны неимоверной ширины, жилет, картуз… И в таком великолепии пошел я в «Стрельну» с черного хода. Ну что – пропустили! А там… ох… батюшки мои, пропал, совсем пропал!.. – вдруг изменился в лице Нарсежак.

– Что же стряслось?! – Давыдов испугался, что от этого обстоятельного доклада и его хватит разрыв сердца.

– Цыганочка у них есть. Зовут – Женя Сизова. Голос – ни одной оперной примадонне такой и не снился! Высокий, силищи неимоверной!.. Потом я узнавал: у цыган такое раз в сто лет бывает, так что в хоре ее прозвали «Свисток». И как завела она «Матушка, что во поле пыльно…», так я и растаял, вроде бланманже на солнцепеке!..

– А если бы вас сами цыгане выдали?

– Не выдали же. Так вот, это – только присказка, сказка впереди. Угадайте, кого я там, в «Стрельне», обнаружил?