Шрифт:
долг — дело святое, но после вмешательства Эйхи
Пожирательницы мой организм сильно модифицировался в
энергетическом плане. Предложить мораторий на любовные
игрища? Типа — извини Нарейса, после встречи кое с кем я стал
совсем другим? Бред, бред и ещё раз бред.
На фоне земного шара гибкое, сильное тело смотрелось
фантастически красиво. Я невольно залюбовался плавными
движениями пританцовывающей супруги. Наверно она слышала
какую-то мелодию, создавая руками замысловатые фигуры,
медленно гаснущие во тьме Спирали Миров.
– Ты готов к битве, мой арахейо?
– от Нарейсы катилась
мощная волна желания.
– Да, но...
– Великий воин сомневается в своих силах? Или огонь в
крови стал холоден, расчётлив и уже не готов отдаться безумству
любви? Не волнуйся, твоя арахейа вернёт утраченное, растопит
ледяной панцирь.
– Милая моя, я их столько накопил, что готов поделиться
без остатка.
– Так сделай это. К чему слова, когда есть тело?
– Я стал другим, это может быть опасно.
– Эйха!
– выдохнула она с яростью.
– Ну нет. Ты мой и
моим останешься, даже если этот Танец — последний.
Её запах кружил голову, вызывая непреодолимое
желание. По коже побежали огненные росчерки, разгораясь всё
ярче и ярче. Я пытался сдерживаться и, казалось на мгновение,
выпал из реальности. Дальнейшее воспринималось как череда
застывших кадров. Вспышка — пальчик с изящным коготком
шаловливо манит за собой. Вспышка — глаза закрыты, на губах
играет улыбка, слегка открывая белоснежные клыки. Вспышка —
черты прекрасного лица искажены болью. Вспышка — в глазах
светится остывающая лава.
Вспышка...всё, кончилась плёнка.
Нарейса привычно лежала на моей груди. Так и хочется
покачать головой — предыдущий раз был лет этак шестнадцать
назад. Я погладил серебристые волосы с новыми чёрно-красными
прядями:
– Ты жива, моя старушка?
– Негодяй, - она слабо стукнула меня по плечу.
– Я уже
одной ногой щупала путь к Святым Небесам и вдруг подумала —
какой отличный подарок получится для одной стервы.
– Ну, почему сразу — стерва. Одинокое древнее
существо.
– Серхео, не строй из себя ребёнка. Мы все жуткие
собственницы, особенно я. Как представила её в твоих объятиях...р-
р-р...это придало злости и сил отступить.
– Собственница, - я поцеловал упирающуюся в
подбородок макушку.
– Как ты себя чувствуешь, арахейа?
– супруга
довольно потерлась щекой. Ей нравилось слышать это слово,
обозначающее любимую и единственную в прямом смысле, когда
чувства уходят вместе с собственной смертью.
– Сладко и больно. Словно меня пронзали тысячами
игл. Я проваливалась в безумное наслаждение с одним желанием
— умереть, вернуться и снова умереть.
– Я пытался предупредить.
– Кого? Женщину с сорванными ограничителями?
Когда либо — да, либо бездонная ненависть за разрушенные
ожидания?
– она приподнялась на локтях, повернув голову.
– Повторюсь — это было слишком опасно.
– Плевать. Теперь конечно...и тогда тоже.
– Безрассудная.
– В любви, но не в бою. Там не место для эмоций.
– А в твоих волосах огоньки появились. Будешь на
Новый Год вместо ёлки. Мы украсим тебя игрушками и начнём
водить хороводы с весёлыми зимними песнями.
– Я согласна, мой арахейо. Рядом ты и Морана, что
ещё для счастья нужно. Ох, помоги подняться немощной ёлочке,
закружил наивную хитрый Дед Мороз, - Нарейса опёрлась на мою
руку, ненадолго прикрыла веки.
– Странно себя ощущаю. Мощь и
слабость одновременно. Лёгкий ветерок оттуда, с правой стороны.
Не энергия, что-то другое. Медленное, успокаивающее — как тихое
шипение морской волны о прибрежный песок.
– Время. Всего лишь Время с большой буквы.
– Ты меня заразил, но мне это нравится. Будем вместе
болеть до скончания веков.
– Знать бы, где они кончаются.