кирпичная двухэтажка и ещё ряд зданий. Где искать Якова? Отсечём

ту часть, где светятся окна, бродят патрули и меньше фонарей. Всё

равно много. Нам не по общагам шляться в поисках Васи, Пети или

Коли. В ближайшее помещение попали после нескольких минут

ожидания, пока пройдёт охрана. «Хамелеоны» прекрасно скрывали

тело и оружие, но тень, какая-никакая, отбрасывалась под лучами

фонарей. Узкий коридор, тусклая лампочка на стене, три дощатых

двери да сопящий дежурный на расхлябанном табурете. Я потянул

первую дверь, скрип петель разбудил спящего — он бессмысленно

вытаращился в сторону входа, ничего не разглядел и снова

привалился спиной к стене. Пришлось кольнуть его энергощупом —

пусть отдыхает до поры до времени. Из помещения потянуло

резким запахом портянок вперемежку с табачным дымом. Нары в

три ряда были плотно забиты лежащими телами, стриженными

затылками к проходу. Разбудить кого-либо удалось с третьей

попытки — пожилой мужчина буркнул «Нет такого» и отключился.

В остальных комнатах вышла та же история.

Мы призраками скользили от здания к зданию, замирая

при проходе солдат с собаками. Овчарки непонимающе крутили

мордами, притормаживали мерный стук подкованных сапог,

вызывая недовольное ворчание хозяев. Удача нам улыбнулась

практически в центре лагеря. Человек с измождённым лицом и

кубарями на выцвевших петлицах отрешённо смотрел в пустоту.

Что-то дошло до его слуха — он пошевелился, меняя неудобное

положение на тощем соломенном тюфяке. По лицу пробежала

гримаса боли, когда правая рука с пятнами на бинтах, зацепила

вертикальный брус нар.

– Кто здесь?
– хриплый голос едва слышался на фоне

тяжёлого дыхания остальной массы людей.

– Свои, товарищ командир, - я отключил защиту

«Хамелеона».

– Свои, - произнёс он тускло без тени удивления,

видимо общее состояние организма перешло черту, за которой

полная безнадёга и мрак.

– Где Джугашвили?

– Понятно, - маленький огонёк надежды окончательно

погас в блёклых глаза.
– В третьей секции. Только зря вы рисковали.

– Он умер?

– Лучше бы так. Я знаю Якова — там совсем другой

человек. Каждый по своему выбирает способ выживания . Этот

один из худших — умереть под чужим именем.

– А вас как зовут?

– Белозерцев, Виктор Степанович, номер три тысячи сто

двенадцать. Нас тут как скот всех бирками пометили. Одно

утешение — у немцев кругом учёт и порядок, надеюсь

родственники после войны отыщут могилку.

– Про могилку рано говорить. Сейчас разберёмся с

одним делом, а потом подумаем над следующей задачей. Вы пока

будите всех потихоньку, пусть готовятся.

– К чему?

– К побегу, товарищ командир. Поверьте, мы сюда

пришли не шутки шутить. В других секциях есть старшие?

– Есть, - он помедлил с ответом, явно испытывая

большие сомнения в отношении непонятной личности.

– Серхео, сюда идут, - сказала Нарейса по-дарински,

тихо прикрыв дверь.

– Прячьтесь под нары, туда заглядывают только утром, -

Белозерцев порыскал взглядом, не понимая откуда доносится звук.

В коридоре забухали сапоги, рявкнули по-немецки:

«Спишь, скотина!». Грохот падающего табурета, стоны избиваемого

человека. Второй голос лениво увещевает: «Генрих, прекращай,

сапоги испачкаешь. Фройляйн Ханна не любит грязной обуви».

«Ладно, пусть живёт. Чтобы утром всё было чисто. Понял, свинья?»

Ещё один удар и шаги затопали по проверяемым комнатам. Снова

ругательства, зуботычины направо и налево, вскрик смертельно

раненного...

– Устали, суки, на нас пороху не хватило, - Зло выругался

Белозерцев.
– Теперь явятся к утренней побудке — ночную норму

выполнили.

– Виктор Степанович, давайте помогу, - я вытащил

лёгкое тело, придержал, пока кровь разбегается по венам.

– Затекает всё, - он словно извинялся за немощность

истощённого организма.
– Давайте познакомимся поближе,

погибать то вместе. Побег, знаете ли, без жертв не обходится. Имею