Шрифт:
– В абсолютном!.. – она резко встала, покачнулась, однако на ногах устояла, жестом остановила Алексея Ивановича, который вздумал её поддержать. – Лёха! Не суетись!..
– Ты дорогу домой найдёшь?
– Не боись!.. Ну, пацаны, выходит, я вам сегодня не нужна… Пойду… Спасибо за угощение… За всё!..
– Нас-то за что благодарить?
– За то, что дали душу отвести… Короче, я же сказала – за всё!.. Вечером позвоню. Пока!.. – и заплетающейся походкой направилась в прихожую.
Когда за Лилей закрылась дверь, Серёжка покачал головой и с тревогой спросил отца:
– Как же она теперь?..
Отец обнял его за плечи.
– Никогда не давай горю сломить себя. Самое последнее дело – ныть и слёзы по щекам размазывать. А Лиля… Она выдержит… Кто через лагерь прошёл, тому сам чёрт не страшен… Прости, Господи!..
Потом они долго пили чай и молчали, изредка посматривая на часы. Ждали, когда придёт срок, чтобы ехать в Склиф.
– Папа, тебе, наверное деньги нужны? – очень серьёзно, по-взрослому спросил Серёжа.
– Да нет, хватает пока. А почему ты спрашиваешь? Хочешь одолжить?
– Зачем одолжить?.. Мы же теперь вместе живём… Просто дать.
– А у тебя что? Лишние завелись?
– Зачем лишние? Мама говорила: Лишних денег никогда не бывает". Погоди, я сейчас.
Он быстро вышел из кухни и через минуту вернулся с пачкой облигаций в руках.
– Вот, – и протянул пачку отцу. – Мама оставила. Это облигации "Трёхпроцентного выигрышного займа". Мама объяснила, что их можно продать в любой сберкассе в любой момент. Конечно, какие-то копейки ты при этом потеряешь, но, в принципе, очень удобно. Как сказала мама, это – "живые деньги". Я тогда удивился, зачем она показала, где они лежат, а сейчас понимаю… Ты, я думаю, тоже.
Богомолов был потрясён. Конечно, она знала, что безнадёжно больна, и сделала всё, от неё зависящее, чтобы Серёжка хотя бы первое время после её… кончины ни в чём не нуждался. Не маялся в длинных очередях в юридических и нотариальных конторах в ожидании оформления наследства.
– Положи их на место, сынок. Пусть себе спокойно лежат. Это мама лично тебе оставила. А нам с тобой и того, что у меня есть, за глаза хватит. Недаром же я с каждой пенсии тысячу откладывал. В деревне денег не много надо. Вот и удалось малость скопить. Я про себя всё думал – зачем?.. Теперь пригодились. Спрячь.
И опять надолго замолчали. Каждый думал о своём. Делать им было нечего, идти некуда. Оставалось одно – ждать… Какое это было мучение!..
Вдруг Алексей Иванович спохватился:
– Серёжка!.. Надо для мамы одежду собрать.
– Зачем? – удивился сын.
– Не можем мы её в больничной рубашке хоронить. Напоследок она должна быть красивой. Какое из платьев у неё было самое любимое?..
Парнишка на секунду задумался, потом решительно пошёл в мамину комнату, резко распахнул дверцы шифоньера, и вдруг оттуда повеяло слабым дыханием знакомых духов.
– "Красная Москва", – определил Богомолов.
– Откуда ты знаешь? – удивился парень.
– Настенька тоже эти духи любила, – ответил Алексей Иванович.
Из немногочисленного гардероба Натальи мужчины выбрали тёмнозелёное панбархатное платье с широким белым воротником и белые туфли "лодочкой".
Алексей Иванович крепко обнял сына за плечи и тихо сказал на ухо.
– Держись, сынок!.. Нелёгкое испытание тебе сейчас предстоит.
Серёжа кивнул:
– Знаю.
– Ты одно помни: в гробу уже не мама будет лежать, а всего лишь её оболочка. А всё то, что ты любил в ней, чем любовался, чему радовался, уже покинуло эту оболочку и устремилось в другую жизнь. Вечную. Придёт срок, и вы там обязательно встретитесь.
– Ты хочешь сказать: мама не умерла? – спросил отца сын, сильно волнуясь.
– Смерти нет. Просто в этой земной жизни наша безсмертная душа поселяется в наше бренное, смертное тело. А когда заканчивается эта земная жизнь, покидает его. Как?!.. В каких формах она живёт там… за гробом, нам знать не дано. И не надо. В этом – величайшая мудрость Господня.
– Почему "мудрость"?.. Я не согласен. Было бы гораздо лучше, если бы мы всё знали заранее.
– Ошибаешься, сынок. Не всегда знание – благо. Если бы мы всё заранее знали, никакой разницы между этим миром и тем для нас не было бы.
Одёжка стала тебе мала, ты пошёл в магазин и купил другую. Что-то вроде этого. А переход души в загробный мир – это не экскурсия, не поездка на дачу. Это – величайшее таинство!.. И таинством должно оставаться. Чтобы душа человеческая трепетала перед встречей с Создателем нашим. Понимаешь, сынок?
– Не совсем… То есть умом понимаю, но реально представить никак не могу.
Отца тронула сыновняя искренность.
– А ты не отчаивайся, придёт время, до всего сам, собственным умом дойдёшь. Ну, кажется, всё взяли? – Богомолов похлопал по чемоданчику, в котором лежала одежда для Натальи. – Пошли.