Он снова расхохотался.

–  Нет, господа, это не притворство, - серьезным тоном начал Михаил Васильевич, укоризненно посмотрев на Вывиха.
– Мне ее в последний спектакль даже очень жалко было - дрожит вся бедняжка. Дело-то у них должно быть всерьез пошло. Да и напугала же она меня. Входит ко мне в уборную, а меня в это время парикмахер брил. Схватила бритву: - Ах, вот, говорит, чего я все эти дни искала, мне для роли в одной новой пьесе нужно.
– А сама смеется, да так нехорошо.
– Продай мне, говорит парикмахеру. Я было у нее отнимать, думаю, руку обрежет, а она не дает и хохочет, даже мне от ее смеха страшно стало.
– Чего вы, - говорит, - испугались, не зарежусь.
– Бросила парикмахеру десять рублей, убежала и бритву с собой унесла.

–  Не нравится мне, - заметил Городов, - что у нее часто бывают такие странные выходки. Она баба хорошая, только переходы в ней чересчур резки: то уж очень весела, то, думаешь, не святая ли мученица какая?

К столу в это время подошел Курский-Петров и уселся на свое место.

Марк Иванович с негодованием отодвинул стул и вскочил.

–  Однако надо выпить!

Он быстро ушел по направлению к буфету.

Сергей Сергеевич расхохотался.

–  Ишь, стрекача от меня задает! Знаете, за что меня Вывих не терпит и ругает?

–  А за что?
– спросил Величковский.

–  Да я уж очень с ним шельмовскую шутку сыграл, - со смехом начал тот.
– Был у нас тут в прошлом году один бенефисик назначен, я в ту ночь, около часу, Вывиха здесь же встретил; подлетает он ко мне и спрашивает, хорошо ли прошла пьеса. Я, говорит, не успел быть, а завтра нужно непременно отчет в газете, хоть в нескольких строках, а все-таки дать. Я, не долго думая, возьми да и соври ему, что, мол, прошел спектакль с успехом, только Бабочкин провалил свою роль. Марк Иванович эту самую шутку сейчас же из трактира в редакцию кратким сообщением и отослал, а пьеса эта вовсе не шла - бенефис был отменен. Егоза такую штуку все другие газеты продернули: пишет, мол, о спектакле, которого не было. С тех пор он меня видеть не может…

Присутствующие расхохотались.

На другой день, к семи часам вечера, собрались приглашенные повестками на годичное собрание "общества поощрения искусств", как исполнители действительные, так и почетные.

Громадное помещение "общества", находившееся на одной из бесчисленных набережных Петербурга, было уже переполнено массой публики, прослышавшей, что заседание будет бурное. В одной из зал, предназначенной в обыкновенные дня для танцев, стоял громадный стол, или, лучше сказать, несколько приставленных друг к другу столов, покрытых зеленым сукном; кругом были расставлены стулья, а в середине находилось председательское кресло.

Несмотря на то что бы уже девятый час, эта зала была пуста. Заседание еще не открывалось - ждали приезда Владимира Николаевича Бежецкого.

Публика и члены, среди которых были и знакомые уже нам Величковский, Городов, Бабочкин и Петров-Курский бродили и занимали столики в буфетных залах. Компания, которую мы видели накануне в "Малом Ярославце", сидела и теперь за одним столом. Рядом с Величковским была на этот раз и его племянница Marie.

Дядя не сводил с нее глаз.

–  Не озябла ли ты, Marie?
– заботливо временами спрашивал он.

–  Нет, дядя, merci, - отвечала она.

–  Однако, господа, мы здесь говорим, пьем и едим, - возвысил голос Городов, - а о деле, для которого собрались, мало думаем. Надо решить! И на что это похоже - все собрались, а председателя нет. Заставляет себя дожидаться. Странно что-то. Я бы уже этого не дозволил себе на его месте.
– Он встал и подошел к сгруппировавшимся посреди залы.

Среди последних были: Исаак Соломонович Коган, архитектор Алексей Алексеевич Чадилкин, мужчина чрезвычайно высокого роста с окладистой черной бородкой.

К этой же группе подошла только что приехавшая в сопровождении Дудкиной, Надежда Александровна Крюковская.

С ней рядом шел Петров-Курский.

Он заметил ее, когда она входила в двери, раньше всех и поспешил к ней навстречу.

–  А наконец-то наше красное солнышко проглянуло. Надежда Александровна, здравствуйте! Как здоровье? Мы так за вас боялись.

–  Здравствуйте, Курский!
– подала ему руку Дудкина.

Тот пожал ее.

Крюковская была бледна, но, видимо, старалась казаться веселой.

–  Мега, я здорова, - засмеялась она в ответ на вопросы Сергея Сергеевича, тоже подавая ему руку, которую он почтительно поцеловал.
– Разве стоит за меня бояться, мне никогда ни от чего ничего не делается и ничто не пробирает, точно я заколдованная. Даже досадно. А, может быть, кошачья натура, - с новым смехом добавила она.
– А вы как тут без меня живете, хорошо ли себя ведете себя, мои милые дети…

Они подошли к группе. Она и Дудкина начали здороваться с присутствующими.

–  Да не совсем хорошо!
– ответил за всех Сергей Сергеевич.