…Эскадрон шел всю ночь вдоль Донца через поперечные балки — поверху было уже сухо, а в низинах чернела грязь. Ночь безлунная, темная — настоящая военная ночь. Третью ночь идет колонна. В последнем ряду четвертого взвода ехал чуть не засыпающий на рыси боец Андриан Пересветов. Так получилось, что днем, когда все отдыхали, отделение Пересветова было назначено в разведку, и сейчас, на исходе ночи, бессонница и усталость, казалось, дошли до предела.

Халдеев, сосед Пересветова справа, чуть зазевался, его лошадь, которой что-то померещилось на дороге, приняла вбок, лязгнуло стремя о стремя. Винтовка у Халдеева снайперская, ствол длинный — не то, что у остальных, вооруженных короткими и легкими карабинами образца тридцать восьмого года. На походе каждый грамм чувствуется. Халдееву тяжелее — он таскает на килограмм больше. А каково едущему впереди Ангелюку? Его «Дегтярев пехотный» весит семь восемьсот. Правда, Халдеев сухой, тощий, хоть и высокий, а Ангелюк крепкий, плотный.

Пересветов внимательно огляделся вокруг. Небо из темного стало фиолетовым, налились нежной позолотой перья реденьких облаков на огромной высоте — майская ночь уходила.

Отнякин, сосед Пересветова слева, зевнул.

— Облаков-то нету нынче. Бомбить будут. Пора бы ховаться да дневать. Отдохнуть надо чуток.

При любой бессоннице хоть на короткое время с восходом солнца наступает бодрость и ясность мысли. Взбодрился и Пересветов, осмотрелся и увидел впереди чуть изогнутую полоску воды в зелени молодой травы, блестевшую стальным сабельным блеском. Все было почему-то знакомо. И хорошо знакомо.

— Да это же Оскол, река Оскол, — вырвалось у Пересветова.

— Откуда знаешь? — подозрительно спросил Отнякин, которому было все равно, Оскол это или не Оскол, а просто он почему-то не любил, когда московский студент что-то знал, а он, деревенский парень с пятью классами, не знал.

— Здесь я был… — сказал Пересветов.

Голос Молотова 22 июня прошлого года разорвал его жизнь на «до» и «после». В настоящем было: качающееся седло, и грязь под ногами, и вода, в сапогах хлюпающая, а в прошлом — экспедиция. В настоящем боец Пересветов совершал со своим эскадроном марш, с каждым переходом приближаясь к линии фронта.

А в прошлом… В прошлом остался огромный, сияющий довоенный мир, вечерние огни, книги, учебные аудитории, дискуссии о «Слове».

И вот спустя почти год — бывают же такие чудеса — он вновь оказался в северо-донецкой степи. И мысль сама потянулась к старым спорам о движении Игорева войска, о Каяле, о князе…

При подходе к Осколу перешли на шаг, управлять кобылой уже не требовалось, и Андриану стало легче. Надо бы заснуть в седле — вон Отнякин уже отключился. Но опять всплыл в памяти спор с отцом, разногласия отца с дедом. Дед, Андриан Христофорович Пересветов, тоже посвятил свою жизнь «Слову», поискам места трагической битвы с половцами, маршрута войска Игоря. Он считал, что русские вышли к Дону и к морю. Летописцы же, описывая поход, о море и о Доне упоминали смутно, глухо, зато приводили другие названия, в «Слове» отсутствующие.

В «Слове» говорилось ясно, что решающая битва была на реке Каяле, а в летописи, кроме Каялы, называли реки Сальница и Сюурли. Андриан Христофорович Пересветов поверил автору «Слова» и стал искать Каялу на торговом издревле известном, сухопутном ответвлении пути «из варяг в греки». Рассуждал он так: если Игорь был намерен, как сказано в «Слове», «поискати града Тмутороканя», «испити шеломом Дону», то Каяла должна быть неподалеку от устья Дона. При этом выполнились все три основных условия — море близко, Дон близко и до Тмутаракани по берегу Азовского моря рукой подать.

На предполагаемом месте битвы Пересветов обнаружил реку с современным названием Кагальник, очень близким к Каяле по звучанию (Каяла — Кагала — Кагальник). Более того, рядом оказалось озеро Лебяжье, а в летописи как раз упоминалось некое озеро, возле которого шел последний страшный бой и где был пленен Игорь.

Получалось убедительное совпадение географических признаков «Слова» и некоторых летописей. Ученые тогда приняли гипотезу Пересветова.

А Пересветов-сын в книге «Миф о реке Каяле» опроверг теорию отца о дальнем рейде Игорева войска за Дон.

Дед был романтиком в науке. Отец жил во времена трезвых расчетов и оперировал точными математическими выкладками.

В «Мифе о реке Каяле» Пересветов-второй выписал из летописей все сведения о боевых походах того времени. И подсчитал, что средняя длина дневного перехода войска — 25 километров. Мог ли Игорь оказаться за Доном, если весь поход длился две недели? Получалось, что не мог, даже если допустить, что поход закончился не 5-го, а 12 мая. За три недели пройти с боями чуть ли не тысячу километров? От Новгорода-Северского до Лебяжьего озера? Да и скорость движения войска получалась слишком велика. Но как мог Игорь воевать у Донца Северского, далеко никуда не уходя, и оказаться у Дона, у моря, в половецком «тылу»? Как?..

Голова кавалериста Андриана Пересветова налилась тяжестью. Размышления о Каяле и князе Игоре, об отце и деде путались, Андриан заснул…

Шерсть на лошадиных крупах начала слипаться, темнеть и лосниться от пота. Стало совсем светло. «Хейнкели» могли появиться с минуты на минуту. Эскадронный значок поплыл вправо, качнулся и исчез. Колонна втянулась в глубокую балку и стала. Здесь было темновато, пахло сыростью.

В четвертом взводе красавец сержант Рыженков на соловом рослом ахалтекинце приказал: