Помню, еще в школе, когда обсуждали музыку «Beetles», Маня Бернгольц, мечтающая после школы поступить в консерваторию, выдала неожиданное мнение.

— Хорошо им там — в Англии, у них «Могучей кучки» не было.

Удивление всей компании было безмерным. Причем тут группа классических русских композиторов и современная музыка ливерпульской четвертки? Маня пояснила.

— Музыка Битлов вся пронизана валлийскими, английскими и шотландскими народными мелодиями. А у русских все это богатство давно стибрили и стилизовали композиторы девятнадцатого века. Нам ничего не оставили.

Вот и я сейчас подумал, что Валентино нашел свой Клондайк в народных костюмах средневековья, пока все остальные дизайнеры шерстили в поисках идей сто раз перепаханные рококо с барокко.

Девушка с любопытством смотрела, как мне мочат голову, а потом отдирают повязки с моих золотистых волос, давно превратившихся в тусклую паклю.

Глаза у нее были светло-карие, ореховые. Нос пуговкой на треугольном лице и яркие красные губы, свои — без помады. Верхняя губа несколько пухлее нижней. Руки свои она держала под передником — той же материи, что и юбки, который подвязан был только на поясе.

Ну, вот… Начали отдирать повязки и мне стало совсем не до баб.

Перед этим вина плеснули. Толку с этого кислого сухаря, как анестезии, никакого: не водка даже и тем более не спирт.

Досмотрев до конца всю экзекуцию, которой тут называют смену повязки, и, насладившись тем, как я все это стоически терпел, девушка ушла.

Ужин подавали во вполне современном — для конца пятнадцатого века, естественно, банкетном зале, в котором не дуло, были в наличии остекленные окна и на полу вместо соломы на камнях был нормальный штучный паркет, натертый воском. Стены зала совсем не имели украшений в виде знамен и оружия, а были завешаны восхитительными гобеленами на тему охоты. И вот ведь какая штука — ни одного на религиозный сюжет.

Длинный стол под льняными скатертями, хозяин которого сидел на одном конце, хозяйка — ей оказалась та самая девчонка, которая нас встречала — на другом. Я около хозяина, так как мое инкогнито — а хотел я скромно представиться графом Бигоррским, спалили мои же присные с первых фраз разговора, раздувшись от собственной важности и близости к короне. Дона Саншо посадили около хозяйки, как второго феодала нашей иерархии. Остальные — по чинам. Таким вот образом образовалось в середине этого длинного стола много пустого места. Со мной — рядом с бароном, сидели Филипп и шевалье д’Айю, около хозяйки — сьер Вото.

Микал и пажи прислуживали своим рыцарям. Остальным — местные слуги.

Шевалье д’Айю пажа с собой в поход не взял — мал больно.

Сержант харчился где-то в другом месте со стрелками и пахоликами.

Мне, как болезному, уступили темного дерева неудобный прямой стул с высокой спинкой и прямыми подлокотниками — скорее трон, украшенный затейливым гербом неаполитанских королей. Откидываться на спинку этого чуда мебельного искусства было очень неудобно. Но я это должен был почитать за честь. Хозяева старались угодить царственной особе, раненой в неравном бою. Даже сесть за стол мне пришлось первому, несмотря на старость хозяина и его увечье — этикет, его маман. Хорошо, что удалось отбрыкаться от места хозяина за столом. Хотя это и заняло больше десяти минут расшаркиваний и плетения словесных кружев.

Стол освещался массивными шандалами, в которых ярко горели восковые свечи. Просто островок цивилизации посередине Косматой Галлии. Еще бы — мне в куверт подали вместе с ложкой огромную серебряную двузубую вилку, которой можно было насмерть забодать целого барана. И на каждого едока поставили по серебряной тарелке, размером с баклер*. Ну а нож, как повелось, у каждого должен быть свой — пришлось доставать свой понтовый кортик.

Все было готово, но к еде не приступали. Оказалось, ждали только замкового капеллана, который по старости своей всегда опаздывал. Даже на этот раз, когда в замке такие высокопоставленные гости — я и Саншо.

Наконец и святой отец привлачился, поддерживаемый за руки двумя подростками. Седой старик, которому не было нужды выбривать себе тонзуру*, гладко выбритый. В некрашеной холщевой рясе, подпоясанной веревкой. Показалось даже, что он босой, но пришаркивающий стук деревянных подошв информировал, что нет, обутый. На босохождение его святость не распространилась.

Сел падре посередине стола, где было много свободного места и неожиданно громким, хорошо поставленным голосом прочел молитву, освещающую нашу трапезу.

Сам он ел очень мало и медленно, но вино пил.

Вслед за капелланом и остальные поспешили утолить первый голод.

— Это загородный охотничий домик дюка Анжуйского, — просветил меня хозяин, неловко пытаясь за мной ухаживать. — Я же тут только кастелян*. Так, что считайте себя гостями самого господина дюка, который у нас еще и неаполитанский ре*. Вы под его защитой, хоть он и кузен турского затворника.

Это фраза означала, что здесь нас будут защищать даже от целого войска французского короля. Только вот кем? Тем десятком инвалидов, которых мы видели в замковом дворе? Так что в ответ я только буркнул.