Вот так-то вот. Мы-то дураки, а вы-то нет?

Принял я шкатулку с грамотами и знаками из рук у герцога. Кивком головы подозвал оруженосца своего Филиппа и передал ему на хранение этот презент из Нанта.

И только собрался вернуться на свое место, как герцог мне снова шепнул.

— Стой на месте. Обернись.

Между шпалер заинтригованных придворных к нам медленно и торжественно шла моя тетя дюшеса. За ней две очень неплохих на рожицы фрейлины несли на бархатной подушечке с кистями по углам походную корону инфанта. Восемь золотых трилистников на ободе, шириной в два пальца, вперемешку с имитацией жемчужин, крытые шапочкой из красного бархата. Драгоценных камней на этой короне не было — она же походная, сиречь облегченная. Грамм на двести, не больше. Максимум триста.

— Мы с мужем решили по-родственному восстановить похищенную у тебя в Плесси-ле-Туре корону, ибо негоже тебе путешествовать без нее. Позволь мне надеть ее на тебя, — проворковала заботливая тетушка.

Фрейлины поднесли подушечку герцогине, подав ее в реверансе, — как жаль, что декольте еще не в моде. Тетя сняла с подушки корону и двумя руками подняла ее выше головы.

Я слегка наклонил голову.

Дудки вам, — подумал я, — коленопреклоненным свою же корону ни от кого, даже от родной тети принимать не буду. А то еще они и вассальной клятвы от меня захотят.

Обломись, тетя.

Родство — родством, а власть врозь.

Тетя Маргарита, приподнявшись на цыпочки, с укоризненным взглядом попыталась надеть на меня корону. Но это у нее не получилось — ростом не вышла.

Тогда я по примеру Наполеона Бонапарта, взял из ее рук эту корону и водрузил себе на голову.

Сам.

На этот раз победа.

А сколько еще таких ловушек расставлено для меня, во вроде бы невинных, но очень символичных для жителя XV века жестах, я даже представить себе боюсь.

После водружения короны мы с тетей троекратно облобызали щеки друг друга, а ее фрейлины, легким приседом изобразив, что они якобы стали на колено, разом поцеловали мои руки. Одна фрейлина — правую, другая — левую. С чувством приложились, не номер отбывали.

На этом церемония кончилась. Если не считать легкого фуршета на пару бокалов вина и нескольких взаимно-похвальных тостов. Со всеми при этом шапочно перезнакомился. Но ночевать во дворце под благовидным предлогом мы отказались.

Вроде все повидали.

Все да не все. Законную любовницу герцога кавалерственную даму* Антуанетту я так и не удостоился лицезреть.

Обратно город проезжали в сопровождении сенешаля графа де Пентьевер. Иначе бы нас просто не пустили в ворота — солнце уже зашло.

Сопровождали нашу кавалькаду двенадцать пажей с факелами и копье сержантов гвардии дюшесы. Наверное, не у одного бюргера, унимавшего повышенное сердцебиение, заставил спросонья креститься грохот, который издавали наши кони и доспехи в ночной тишине.

Шкатулку с орденскими знаками вез Филипп, сопровождаемый по бокам двумя жандармами в полном облачении. Даже кони в латах. И пики вздернутые подвысь.

Я в этот раз двигался в колонне один, прямо за сенешалем, так и не сняв корону и мантию. И неторопливо размышлял, что одну королевскую регалию я уже обрел. Повысил, так сказать, свой левел. Столько горностаевых хвостов на этой орденской мантии, что такого количества не найдется у королей Арагона и Кастилии разом. Да и с цветом — Наваррским и Вианским, тетя мне наверняка нарочно подгадала, чтобы было мне, в чем короноваться в Помплоне, несмотря ни на какие препоны. В том числе и возможную кражу мантии недругами. Как сказала тетя на прощание — мантия такая там всего одна. А без нее коронация не коронация.

Ночь.

Абсолютно темный город.

Тонкий серп луны, мелькающий между сине-черными силуэтами крыш, труб и флюгеров. Звездное небо над городом.

Темные ущелья улиц.

Факельное шествие мрачных всадников в стальных доспехах, на которых играли блики от трепетавшегося открытого огня. Приглушенные цветные пятна котт, попон и султанов. Эта мрачная эстетика в стиле Чюрлениса отдавалась в сердце моем неосознанным еще чувством сопричастности меня с этим временем. Быстро же я в него вписался. Как и не было у меня долгой жизни в стране под названием СССР и в ее огрызке под названием Эрефия. Сердце трепетало, как у мальчишки, разбрасывая по телу жаркое томительное волнение.

За мной идут мои воины.

Это я их вождь!

Это для меня этот почет!

Эти люди готовы умереть, чтобы я, а не кто-то другой сел на трон их страны.

Вправе ли я не оправдать их ожиданий?

Пролетевший над нами нетопырь с испуганным криком метнулся в сторону и чуть не убился об стену.

К чему этот знак в моей судьбе? Спросить бы авгура*, который бы все растолковал, так ведь нет их уже тысячелетие. Сгинули вместе с античным Римом. И не будет мне ауспиций*.

Обходись без помощи высших сил.