В 6 ч. утра 28-го Родзянко послал Алексееву и главнокомандующем фронтами телеграмму. «Временный комитет членов Государственной Думы сообщает Вашему Высокопревосходительству, что ввиду устранения от управления всего состава бывшего Совета министров, правительственная власть перешла в настоящее время к Временному комитету Государственной Думы». Во второй телеграмме Родзянко сообщал, что «Временный комитет, при содействии столичных войск и частей и при сочувствии населения, в ближайшее время водворит спокойствие в тылу и восстановит правильную деятельность правительственных установлений». Это была сознательная ложь: власть не принадлежала Временному комитету. Она принадлежала Совету рабочих и солдатских депутатов. Когда Щегловитов был арестован, Керенский сказал ему:

«– г. Щегловитов, от имени народа объявляю вас арестованным.

В это время сквозь толпу протискивалась могучая фигура Родзянки.

– Иван Григорьевич, – как радушный хозяин обратился он к Щегловитову, – пожалуйте ко мне в кабинет.

Замешательство разрешил студент, заявивший:

– Нет, бывший министр Щегловитов отправится под арест, он арестован от имени народа.

Керенский и Родзянко несколько минут красноречиво, молча, смотрели друг на друга и затем разошлись в разные стороны. Щегловитов был отведен под стражей в знакомый ему министерский павильон Государственной Думы» (Н. Суханов «Записки о революции»).

Временный комитет в своем самом зачатии был совершенно бессилен, и «родившееся» от него Временное правительство никаким правительством не было – оно было нужно для того, чтобы Родзянко («самый глупый из всех участников заговора») мог легче лгать, а изменники генералы легче предать Государя Императора и этим самым отдать Россию в вековечное рабство интернациональным заговорщикам, которые так легко овладели нашей Родиной, после того как был убран ненавидимый ими «Удерживающий». И тут поистине открылась Тайна беззакония. Но было уже поздно – новые хозяева крепко держали в руках свою добычу. И держат до сих пор…

Текст присяги. События в Ставке. Решение Государя ехать в Царское. Алексеев. Подготовка отправки войск с фронтов в Петроград. Миссия Иванова. Бубликов. Суханов. Керенский. Характеристика Алексеева. Измена Кирилла Владимировича

В этой главе я хочу привести текст присяги Государю Императору.

«Я, нижепоименованный, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред Святым Его Евангелием, в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Николаю Александровичу, Самодержцу Всероссийскому, и Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику, верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови, и все к Высокому Его Императорского Величества Самодержавству, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности, исполнять. Его Императорского Величества Государства и земель Его врагов, телом и кровию, в поле и крепостях, водой и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление, и во всем стараться споспешествовать, что к Его Императорского Величества верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может. Об ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но всякими мерами отвращать и не допущать потщуся и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, а предпоставленным надо мной начальникам во всем, что к пользе и службе Государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание, и все по совести своей исправлять, и для своей корысти, свойства, дружбы и вражды против службы и присяги не поступать; от команды и знамя, где принадлежу, хотя в поле, обозе или гарнизоне, никогда не отлучаться, но за оным, пока жив, следовать буду, и во всем так себя вести и поступать, как честному, верному, послушному, храброму и расторопному (офицеру или солдату) надлежит. В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение же сей моей клятвы, целую слова и крест Спасителя моего. Аминь».

Вот присяга, которую нарушили все предавшие своего Государя. И некоторые, как Николай Николаевич и Алексеев, еще до революции. «…Об ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать потщуся…» «Объявили ли благовременно и всякими мерами отвратили ли», Николай Николаевич во время визита к нему Хатисова, а Алексеев в разговорах со Львовым? Они уже тогда предавали Государя, а потом Алексеев передал Венценосца в руки четырех проходимцев, те другим, итак до Ипатьевского подвала.

Императрица в этот день 28 (февр.) телеграфировала Государю трижды: в 11 ч. 12 м. дня: «Революция вчера приняла ужасающие размеры. Знаю, что присоединились и другие части. Известия хуже, чем когда бы то ни было. Алис». В 1 ч. 3 м.: «Уступки необходимы. Стачки продолжаются. Много войск перешло на сторону революции. Алис». В 9 ч. 50 м. веч.: «Лили (Ден. – В. К.) провела у нас день и ночь – не было ни колясок, ни моторов. Окружный Суд горит. Алис».

В 10 ч. вечера ген. Гротен был вызван Беляевым по телефону. Он советовал увезти Царскую Семью из Царского. Возможно вооруженное нападение из Петрограда. Бенкендорф, после этого разговора, вызвал Могилев и сообщил Воейкову это известие. Когда Государь узнал о положении в Царском, Он повелел приготовить поезд для отъезда Государыни с детьми с тем, чтобы это не было доложено Императрице. Сам Государь предполагал выехать в Царское, чтобы там быть 1 марта. После этого Бенкендорфа вызвал по телефону Хабалов. Он сообщил, что оставшиеся верными войска голодны, так как в Зимнем дворце нет пищи. Бенкендорф понял, что это агония и что конец не за горами.

О том, что было в это время в Ставке, пишут несколько человек. Вот что пишет Лукомский: «Дворцовый Комендант сказал мне, что Государь приказал немедленно подать литерные поезда и доложить, когда они будут готовы; что Государь хочет сейчас же, как будут готовы поезда, ехать в Царское Село; причем он хочет выехать из Могилева не позже 11 ч. вечера. Я ответил, что подать поезда к 11 ч. вечера можно, но отправить их раньше 6 ч. утра невозможно по техническим условиям: надо приготовить свободный пропуск по всему пути и всюду разослать телеграммы.

Затем я сказал генералу Воейкову, что решение Государя ехать в Царское Село может повести к катастрофическим последствиям, что, по моему мнению, Государю необходимо оставаться в Могилеве… Ген. Воейков мне ответил, что принятого решения Государь не отменит и просил срочно отдать необходимые распоряжения. Я дал по телефону необходимые указания начальнику военных сообщений и пошел к генералу Алексееву, который собирался лечь.

Я опять стал настаивать, чтобы он немедленно пошел к Государю и отговорил его от поездки в Царское Село… Генерал Алексеев пошел к Государю. Пробыв у Государя довольно долго, вернувшись сказал, что Его Величество страшно беспокоится за Императрицу и за детей и решил ехать в Царское Село» (А. Лукомский «Воспоминания»).