Отвела глаза от страшно обезображенного тела и увидела еще одного пострадавшего: оборотень корежился в страшных судорогах. Клочья его одежды валялись рядом, тело бедняги выгибалось под немыслимыми углами и постоянно меняло ипостась: то огромный полосатый тигр, то рыжий мускулистый мужчина. Я ахнула, узнав в этом измученном перевертыше Саву.

— Что нужно сделать, чтобы прекратить его мучения? — хрипло рявкнул Егор после секундного замешательства.

Вперед выдвинулся Игнат и неуверенно предложил:

— Его бы заземлить как-нибудь, чтобы выпустить силу, иначе его так и будет крутить... пока та не иссякнет естественным путем...

Маги вокруг заспорили:

— ...может сетку накинуть...

— ...сдурел, как Серега сгорит и все…

— ...а так изувечится, и так вон кости хрустят, не слышишь?

— ... а если прижать, чтобы хоть не ломало?

— ...тогда на других перекинется, которые держать будут. Спасатели станут концевыми и сами погорят.

— Я спрашивал, что нужно сделать? — в скрежещущем хрипе Хмурого было столько льда, что хватило бы заморозить всех.

Ощутив его отчаянный, на грани ужаса, страх за жизнь друга, я мысленно взвыла от безысходности: не представляла, как помочь рыжему здоровяку.

В этот момент толпу раздвинул Алекс Кох. Оценив ситуацию, на мгновение задумался, потом взглянул на меня и гаркнул:

— Все прочь! Разошлись в стороны, не то заденет.

Маги и оборотни дружно шагнули назад, на безопасное расстояние. Только я не двинулась с места, намертво вцепившись в Хмурого — незыблемую скалу в океане чужих чувств и эмоций.

Кох резким жестом приказал мне подойти:

— Ты — плюс, я — минус. Мы его сами заземлим.

— Но они же сказали, так спалить Саву можно?! — пролепетала я, метнувшись к ученому.

— Сетка — проводник, наша пара — идеальное заземление... я думаю. Надеюсь...

— Значит, вы не уверены? — ужаснулась я.

— Я не уверен, что будет с концевыми, — признался Кох, пристально глядя мне в глаза.

— То есть с нами? — судорожно сглотнула я от страха, невольно покосившись в сторону сгоревшего мага.

— Да! — кивнул Алекс. — Но времени раздумывать нет.

Главный по науке был прав: тигр натужно хрипел, выгнувшись назад и колотя от боли хвостом. Вот-вот позвоночник сломается. Смотреть на эти мучения без содрогания нельзя. Я оглянулась на Егора, до хруста сжавшего челюсти в ожидании моего решения и снова почувствовала его страх, он словно пропитался им насквозь. И почему-то хотелось верить, что боится не только за друга, но и за меня.

Мне и самой стало страшно до ледяного кома в груди, до дрожи в коленках. Придется рисковать, ведь под взглядом горящих желтым огнем глаз я не смогла отказаться.

— Что нужно делать? — хрипло спросила я, отворачиваясь от Егора.

— Вставай напротив меня! — скомандовал Кох, подбирая обрывок сети и сворачивая кольцом, после протянул мне над телом извивающегося тигра. — Как только крикну: «Начали!», снимай щиты и выпускай свою магию на волю. Но через руки, поняла?! — я кивнула, судорожно цепляясь за проволоку. — Начали!

Резко убрала щиты и «отпустила» себя. Несколько мгновений эмоционального хаоса из своих и чужих эмоций — потом громыхнуло, и я полетела... в прямом смысле. Очухалась на земле, распластавшись в позе звезды со сбившейся юбкой и собственными волосами во рту. А через секунду на меня навалился эмоциональный шквал. Я свернулась комочком и, закрывая голову руками, застонала от боли. Шум, крики, чьи-то сильные заботливые руки подхватили меня, прижали к горячему телу…

Окунувшись в знакомый запах с головой, я отпустила свое измученное сознание и уплыла в спасительную темноту…

Глава 17

Хаос чужих эмоций, из которого я, намертво увязнув, как в болоте, никак не могу выбраться, причиняет боль, потому что они слишком сильны. Хочется плакать, спрятаться, укрыться, забиться подальше и поглубже, да все что угодно… Они мешают мыслить нормально… Только бы не чувствовать… Только бы не слышать...

— Деточка, подними щиты, — среди накала страстей кто-то уговаривал меня мягким приятным голосом. — Ну давай же, Ксенечка, давай, моя хорошая.

Чего им от меня надо, оставили бы в покое? Чего от меня снова хотят?..

— Защищайся! — раздался другой голос, знакомый, резанувший как плеть по оголенной коже, заставивший вздрогнуть.

Кажется, я начала реагировать.

— Ты чего орешь на нее, изверг? Она твою шкуру паленую спасла, а ты...

— А как по-другому? Видишь, мать, девчонка не реагирует, а ее ломает.

— Я сейчас морду твою рыжую начищу за «мать». Какая я тебе мать, кошак ты облезлый. Я тебя лет на двадцать всего старше, да за мной знаешь сколько таких бегает... — мне положительно нравится обладательница ласкового голоса, сразу же давшая отпор разоравшемуся Саве.