Шрифт:
На тесной земле
Коля Букин был тучноватый белобрысый мальчик с такими большими глазами, что Петя в шутку говорил ему:
— Глаза у тебя, Колька, стосвечовые!
Походка у Коли была неторопливой, переваливающейся, и Петя, когда надо было спешить, укорял его:
— Тебе, Коля, на беговой дорожке рекорды устанавливать.
— Ага. Только на большую дистанцию, — усмехаясь, отвечал Коля, но шагу не прибавлял. — Ты, Петя, легкий, длинноногий. Тебе не трудно быстро ходить. Ты в отца.
Чтобы не обидеть мать, Петя говорил:
— А глаза и волосы у меня мамины — черные.
Не только походкой и внешностью отличались ребята друг от друга. Петя в минуты волнения любил сказать красивое слово…
На уроке литературы читали из «Разгрома»:
— «…Бакланов, держа в одной руке револьвер, а другой крепко вцепившись в лошадиную холку, так, что на ней явственно отпечатались короткие мальчишеские пальцы, напряженно смотрел в ту сторону, откуда прозвучал залп. И его наивное скуластое лицо, слегка подавшееся вперед, выжидая приказа, горело той подлинной и величайшей из страстей, во имя которой сгибли лучшие люди из их отряда».
Петя шепнул другу:
— Коля, человечина этот Бакланов!
И Петя постарался показать, как трудно говорить ему о Бакланове за тесной ученической партой.
А Коля Букин, не отрывая от преподавателя больших глаз, задумчиво слушал, положив пухловатые ладони на парту.
Дочитывается последняя страница чудесного романа о красных партизанах гражданской войны… Бакланов убит. Их осталось вместе с командиром девятнадцать человек. Отряд лесом уходил дальше. Каждому из оставшихся в живых «нужно было жить и исполнять свои обязанности».
Книга была закрыта. Семиклассники, оживленно разговаривая, выходили в коридор. И только теперь Коля Букин сказал Пете Стегачеву:
— Храбро воевали люди за советскую власть. Особенно Бакланов.
Помолчал и добавил:
— Сбоку кому-нибудь бы выстрелить в того белого, что целился в него.
Петя других слов и не ждал от своего друга. Он знал, что его товарищу и сны снились совсем другие. Петя часто во сне летал, а Коля много раз во сне взбирался на высокую гору и потом рассказывал об этом Пете:
— А я и этой ночью карабкался. Отдохну и опять. Не скоро, а все же взобрался.
— Может быть, ты это на пик Сталина взобрался.
— Не улыбайся, на большую дистанцию могу…
Бывали у них и ссоры.
…В классе тишина. Слышно только поскрипывание перьев, вздохи. Голос Ивана Владимировича кажется Пете оглушающим и немного зловещим, когда математик, оттягивая редкие курчавые усики, негромко, но внушительно предупреждает:
— Не нервничайте и не торопитесь. Контрольную работу надо сделать хорошо. В примерах главное — не перепутать порядок действия. Работа пойдет в гороно…
Примеры-то как раз и не получаются у Пети. Одна надежда на Кольку, а Коля отодвинулся на самый край — ни толкнуть его, ни шепнуть ему. Он пишет цифры с такой осторожной предусмотрительностью, точно не задачи решает, а своими пухлыми руками распутывает тонкие нити, лежащие перед ним на развернутом листе.
«Хоть бы повернул ко мне свои «стосвечовые», — возмущается Петя.
А время идет. Петя то и дело через приоткрытую дверь посматривает в коридор, на стенные часы в коричневом футляре, с острыми, как копья, черными стрелками. Поймав взгляд Пети, математик замечает:
— Ты, Стегачев, не сомневайся, часы эти авторитетные, Московского госчасзавода.
Румянец заливает Пете не только щеки, но и лоб и шею. Надо что-то предпринимать. Он решает, как выражались семиклассники, «послать депешу». Химическим карандашом Петя крупно написал на ладони: «Спасай, примеры зарезали!» — и быстро протянул ладонь Коле.
Букин еще сам не решил второго примера. Дорожа временем, он на «депешу» ответил «депешей»: «Не сбейся в порядке действия. Выйдет!»
У Пети, когда он прочитал эти слова, по спине пробежал холодок, авторитетные часы Московского госчасзавода запрыгали в глазах. Только в насмешку мог Николай Букин ответить ему назидательными словами учителя… Поступок Николая был похож на трусость и даже на предательство. Николай должен знать, что товарища в беде не оставляют… Эти мысли и высказал с возмущением Петя своему другу после урока.
В коридоре на Колю сразу набросилось несколько семиклассников. Его замкнули в живое, крикливое кольцо именно те ученики, которые обычно во время контрольных работ выходили из трудного положения с помощью «депеш». Часто моргая своими большими глазами, Коля удивленно слушал, как его ругали зажималой и сундуком.
— Тебе «депешу» давали? — спрашивали его.
Коля никак не мог понять своей вины. На уроке он так был занят размышлением над контрольной, что ни о чем другом не думал, и все же не успел решить одного примера.