Шрифт:
В понедельник, 5 декабря, сразу после состоявшихся выборов в Государственную Думу, часть коллектива НИИ Биомедхимии имени В. Н. Ореховича собралась на традиционное отмечание дней рождений доктора биологических наук О. М. Лопатиной и её верной помощницы – кандидата биологических наук – Е. Г. Тихоновой.
В связи с отсутствием других коллег, особенно Алексея на машине, Надежда упросила Платона съездить вместе с нею в институт и хотя бы помочь довести туда подарки и цветы. Тот вынужденно согласился.
Елену Георгиевну удалось поздравить сразу. Но главная виновница торжества пока задерживалась в другом корпусе института, выслушивая поздравления от высокопоставленных представителей других организаций.
Невольную паузу разбавили беседы между старыми знакомыми. Платон, воспользовавшись случаем, подарил ветеранам-москвичам посвящённое детям 50-ых годов совсем недавно написанное стихотворение «Эта бывшая московская «шпана»!».
Набекрень надета кепка.Лихо поднят воротник.Хоть ты парень, хоть ты девка -Всё московский озорник!У тебя семья в разводе,Иль отец в тюрьме сидит.Ты подранок войны вроде -Подворотен верный гид.А в кармане – складной ножик,Медных горсточка монет.И причёска типа «Ёжик».И счастливый был билет.Людно было в переулках,На бульварах, во дворах.Даже меж домов, в проулках.Не сидели мы в норах.Лазали по крышам старым,И «гоняли» голубей.Каждый стать хотел бывалым,Не имея «сто рублей».То мячом играли в «штандер»,«Вышибалы», иль в футбол.Ну, а самым всё же главнымБыл в кружочек волейбол…В «дочки-матери» играли -Жить готовились в семье.Мы ведь все прекрасно знали…Пострадал народ в войне.В основном, играли «в прятки»,Иль в разбойников лихих,В салочки и без оглядки.Не было затей иных.Но зато Москву любили.И гордились мы страной.Жили-были, не тужили,С повседневной суетой.В «Хронику», «Уран» ходили,В «Форум», даже в «Колизей».И в «Спартак» мы заходили.И в какой-нибудь музей.Да и книжки мы читали.Рядом жил Иосиф Дик.Крамаров Савелий – знали?Был наш местный озорник.Слишком иногда шалили.То прохожего спугнёшь.Безобидны шутки были.Что с ребёнка тут возьмёшь?С горок мы всегда на санках…И в сугробы – с головой.Руки были только в ранкахМногоснежною зимой.Крепость снежную лепили.И играли мы в снежки.И предателей лупили.На расправу все легки.Ну, случалось, дрались тоже.Но не злобно, не ногой.Пионеру ведь негожеНарушать людей покой.По утрам бывали в школе.В вечер ранний – во дворе.Равной не было в футболеСретенской лихой «шпане».На трамваях мы катались.Ели в парках эскимо.На бульварах целовались,Сунув руки под пальто.Просыпались мы с рассветомОт окраин до Кремля.Распускались нежным цветом,За всё жизнь благодаря.Я горжусь Москвою прежней,И московскою «шпаной».Вспоминаю с грустью нежной.Только стала жизнь другой…Пред «шпаной» снимаю кепку,Кланяюсь я Вам, друзья!В памяти засело крепко.Вы – моя Москва, страна!Среди получивших новое творение от Платона оказался и находившийся в сильном подпитии, давно его уважающий, профессор Владимир Николаевич Прозорловский. Он пытался было что-то прочитать в подаренном Платоном тексте, но буквы прыгали перед его старческими в очках глазами. Тогда он вынужденно поинтересовался последними литературными успехами коллеги.
– «Да я сейчас заканчиваю сказку для взрослых «Емеля». Это как бы продолжение «Сказа про Федота-стрельца…» Леонида Филатова. Но моя первая часть «Становление» уже по объёму явно больше всего его произведения. А у меня задумано три части».
– «А о чём эта… сказка?».
– «Там рассказывается о молодом и, как говориться, в теле, с большим елдаком, деревенском парне, приехавшем покорять Москву. Это чисто эротическое произведение, а может даже отчасти и порнографическое!».
– «А какая разница между эротикой и порнографией? Я вот никак не могу понять!» – поинтересовался известный учёный-биолог.
– «Да это очень просто! Если любовь без секса – это эротика. Если секс без любви – то порнография. А если секс с любовью – то это семейная жизнь!» – ответил писатель.
– «Ха-ха-ха! Забавно!» – понял его учёный.
– «А Вы наверно сильны в полемике!» – после некоторой паузы и раздумий спросил раскачивающийся профессор.
– «Смотря в какой. Ведь полемика – это инструмент общения интеллигентов. В современной полемике интеллигентность как-то сама собой испарилась. В полемике всё более проявляются рыночные отношения!».
– «Хе!?» – снова усмехнулся довольный учёный, по-товарищески похлопывая собеседника по плечу.
– «Я имею ввиду базарные!» – тут же уточнил писатель, обнимая сильно покачнувшегося старика за место, где когда-то была талия и удерживая его.
– «У меня душа не лежит…» – недоговорил профессор, снова покачиваясь и икая.
– «А что? Уже стоит?!» – неуместно пошутил Платон.
Но Владимир Николаевич, ничего ему не ответив, неуверенной походкой направился к, поздоровавшимся с ним, женщинам.
Присутствующие, для приличия немного подождав Ольгу Михайловну, решили сесть за стол пока без неё.
Тут же подъехал и задержавшийся по работе Алексей.
Когда практически все присутствовавшие уже поздравили Елену Георгиевну и вручили ей подарки, объявилась и их общая начальница.
Выслушав поздравления от Надежды Сергеевны и получив от неё подарок, а от Платона цветы, давно уже весёлая Ольга Михайловна неожиданно спросила их:
– «А где Ваш Гавнилыч?».
– «Приболел он что-то?!» – ответила его начальница.
– «Да, он у Вас вообще какой-то слабенький?!» – вспомнила Ольга Михайловна.
– «Ему и пить-то нельзя!» – вмешалась вторая именинница.
– «Я помню, как он валялся на полу, а на пиджаке, на спине, след чьего-то большого ботинка!» – внесла свою лепту в общие знания и Надежда Сергеевна.
– «А я вспоминаю, как он нёс нам с Леной ананас, сначала в поисках нас всё везде с ним обегав, и упал с самого верха очень крутой, почти вертикальной, металлической лестницы! Мы думали – не встанет!» – вдруг вспомнила самая главная.