– Что стряслось? – проснулась Марьяна.

– Ничего, так, сон.

– Не обращай внимания на сны, – сказала она и привлекла его к себе.

Наутро старики предложили им по стакану чая, проводили до ворот и пожелали доброго пути. Марьяна растрогалась, обняла и поцеловала крестьянку, и они тут же отправились в дорогу.

Следующие дни были спокойными и прошли без каких-либо неожиданностей. Они шли от одного холма к другому, разжигали костры, покупали у крестьян картофеля и сыра. Хуго везло с рыбалкой, и каждый день он вылавливал рубашкой три-четыре рыбины.

Марьянины страхи не исчезли, но несколько улеглись и внешне никак себя не проявляли. Время от времени она говорила:

– Ты, дружок, заботься о себе и не пытайся меня защищать. У каждого своя судьба, так уж жизнь устроена.

При этих словах он прирастал к своему месту и не отвечал. Но иногда слова сами собою складывались у него во рту, и он говорил:

– Мы всегда будем вместе, так Бог хочет.

Его слова вызывали у нее умиротворенную улыбку.

Иногда он читал ей псалмы. Марьяна поощряла его, говоря:

– Читай, миленький, у тебя чудесный голос. Я не понимаю этих стихов, но они возвышают мне душу. А ты понимаешь?

– Мне тоже не все понятно.

– Если найдем священника, он нам объяснит. Иногда они выходят из церкви и гуляют вдоль реки.

С тех пор как они в дороге, Хуго перенял ее манеру разговора. Когда ему что-то удается или когда Марьяна преодолевает свою хандру, он говорит: „Слава Богу“. Марьяна чувствует, что она передала Хуго что-то из своего внутреннего мира, и раз сказала ему:

– Возьми от Марьяны сердцевину, а шелуху отбрось. Ее сердцевина – это вера в Бога, а шелуха – это ее хандра. Эта хандра все время пытается низвергнуть ее в преисподнюю. Если б не эта хвороба, жизнь ее была бы другой. Остерегайся хандры, словно чумы.

Но были также и дни смеха и пьяненьких радостей. Тогда она говорила:

– Правда ведь, Марьяна еще молодая и красивая?

– Чистая правда.

– Если дойдем до безопасного места, приведу себя в порядок, и вся моя краса будет принадлежать тебе.

– Спасибо, – ответил Хуго, не найдя других слов.

– Мы как пара голубков, видел ты когда-нибудь, чтобы голубок благодарил голубку? Они порхают с ветки на ветку, радуются друг другу, а когда настает вечер, засыпают, вдоволь наворковавшись.

В другой раз она сказала:

– Жалко, что вода в речке холодная. А то мы бы в нее зашли и плескались бы, будто две рыбки. Я купалась в речке только когда была маленькая, а с тех пор нет. Очень мне хочется поплавать. Мне кажется, что купание избавило бы меня от хандры. Когда человек после купания выходит из воды, он сразу же распрямляется, а его глаза видят все в великолепных цветах. Разве я не права?

Хуго нравится такая ее способность удивляться простым вещам. Он чувствует, что в такие моменты она связана с чем-то, что скрывается у нее внутри, лицо ее преображается, и она не вполне владеет собою.

Во время одного из привалов она сказала ему:

– Жалко, что люди убивают животных и едят их. Это отвратительно. Животные так похожи на нас, что их убийство – богомерзкое дело. Мой папа, светлая ему память, перед каждой Пасхой резал свиней. Как вспомню это кровопролитие, у меня до сих пор мурашки по коже бегают. Я тогда поклялась себе не есть мяса. Понятное дело, клятвы не сдержала.

– Наша семья – вегетарианцы, – поведал он ей.

– Вот не знала.

– Только фрукты, овощи и молочные продукты.

– Всегда я говорила, что евреи более чувствительные, только что дала им эта чувствительность? Их только еще больше преследовали. Никогда не забывай, что твоих соплеменников жестоко убивали на улицах только оттого, что они евреи.

– Я не забуду.

– Согнали их в гетто и выслали неизвестно куда – потому только, что они евреи. Бог не прощает таких несправедливостей. Он обрушит на них потоп. Запомни, преступление нельзя оставлять без ответа.

Но были и дни полного молчания. Марьяна сидела на одном месте, погруженная в созерцание, и Хуго все время напоминал себе: „Я обязан запечатлеть в своей памяти каждую деталь этого странствия“. Когда Марьяна погружена в раздумья, иной свет освещает ее лицо, морщины на лбу расправляются, и волосы гладко спадают на плечи. Иногда ему кажется, что печаль медленно гложет ее чудесную натуру, но тревожиться не нужно – восхищение чудесами мира укрепит ее и зажжет свет на ее лице.

– Позабудь о моих печалях и злости и помни тот свет, что был между нами, – сказала она ему как бы мимоходом.