На шаг от невесты, в черном фраке, в ослепительной манишке, приподняв белобрысые брови, стоял чопорный Мартин-Иоган Тегерсен.

Сергей был бледен.

В день свадьбы, как только замолкли за мостом колокольцы отцовских коней, Устинья начала поспешно собираться. Матери дома не было. По торопливым движениям девушки, ее измученному лицу Григорий Иванович понял, что с ней творится что-то неладное, и вышел на крыльцо. Вскоре показалась Устинья и сделала попытку проскользнуть мимо.

— Ты куда, Устенька? — спросил он. Девушка опустила голову.

— Туда, — сказала она тихо. Ее пальцы нервно забегали по опушке полушубка.

— Нет, идти тебе нельзя. — Взяв ее за руку, Русаков потянул девушку в избу. — Идти тебе нельзя.

— Пусти! — надрывно выкрикнула Устинья. — Пусти, может свет мне не мил, в прорубь легче. Пусти! — девушка забилась в руках Русакова. Полные слез глаза ее с мольбой смотрели на квартиранта. — Григорий Иванович, что это такое? Сережа! Сереженька! — и, припав доверчиво к плечу Русакова, девушка зарыдала.

Григорий Иванович, стиснув зубы, с силой толкнул плечом дверь избы. Помог Устинье раздеться и, усадив на лавку, взял за руки.

— Зачем ты будешь мучить себя в церкви. Поверь, он не стоит слез. Не стоит твоих унижений.

На город спускалась ночь. Веселье в доме Фирсова было в полном разгаре.

Никита Захарович, одетый в частобор из тонкого сукна, блистая недавно полученной медалью «За благотворительность», суетился возле гостей. Василиса Терентьевна, одетая по случаю свадьбы сына в бархатное платье, отделанное черным бисером, с тревогой поглядывала на Бекмурзу, который, усевшись по-казахски на ковре, ловил за ноги женщин. С пьяных глаз он уцепился за Тегерсена и, потянув его за гладко выутюженные брюки, крикнул весело:

— Ассаляу-маликум. Айда мало-мало конский колбаса ашать.

Райса сердито тронула мужа рукой, и Бекмурза выпустил из рук лопотавшего что-то на своем языке датчанина.

Никодим Елеонский сидел рядом с Сергеем, ежеминутно поправляя сползавший с накрахмаленного воротничка модный бант. За последнее время он приобрел привычки солидного, уважающего себя человека и в ловко сшитом фраке походил на крупного промышленника.

Молодежь ушла в комнату Андрея и занялась фантами.

— Вы — Ундина, — лепетал Тегерсен Агнии, восторженно глядя на белокурые волосы девушки, не замечая иронических взглядов гостей.

«Совсем ошалел датчанин от сестры», — подумал Андрей и хитровато сказал соседу:

— Воскобойников, уведи девушек на танцы…

— Сейчас я с ним устрою шутку, — подмигнул весело гимназист. Через несколько минут, пошептавшись с Никодимом и помаячив с глухонемым Стафием на кухне, он вернулся с большим подносом, на котором стоял пузатый графин водки и два бокала. Следом вошел Елеонский.

— Господа, в день бракосочетания Сергея Никитича с уважаемой Дарьей Петровной я считаю долгом чокнуться с дорогим гостем Мартином Ивановичем Тегерсеном! — обратился расстрига к присутствующим. Налив бокалы, он поднес один датчанину. Агния с подругами вышла.

— Теперь, господа, я предлагаю тост за процветание фирмы «Брюль и Тегерсен», компаньоном которой имеет честь состоять наш уважаемый Никита Захарович! — Налив второй бокал, Никодим снова подал его Тегерсену.

Тегерсен выпил и долго нюхал взятую со стола хлебную корочку.

— Третий бокал я предлагаю выпить за здоровье всеми уважаемой нами Василисы Терентьевны, — не давая передышки Тегерсену, Никодим налил вина и вновь подал его гостю.

Мартин Иванович сделал протестующее движение рукой, но бокал выпил и раскрыл рот, как рыба, выброшенная на берег.

Елеонский скосил глаза на графин и перевел глаза на Воскобойникова. Вскоре тот вернулся со вторым графином.

— Предлагаю выпить за здоровье юной хозяйки.

— За Ундин? С утофольствием! — захмелевший Тегерсен храбро выпил и четвертый бокал. Покачнувшись, опустился на стул и, откинув голову, уставился осоловевшими глазами на потолок. — Ми феликий народ, ми тринадцатый фек владел Англия, Норвегия и Швеция, — усы датчанина затопорщились. — Мой предок был северный фоин. Мы ошшень храбри… — Не закончив речь, он свалился и пополз на четвереньках под стол. Молодежь закатилась смехом. Запыхавшись от танцев, в комнату вбежала Агния и, повертев хорошеньким носиком, выскочила, как ошпаренная. Свадебное пиршество продолжалось пять дней.

Андрей едва нашел время поговорить с братом.

— Ты, кажется, зимой заканчиваешь училище? — спросил тот.

— Да.

— Я говорил уже с отцом. Он думает направить тебя в Зауральск.

— Мало ли что он думает. У меня свои планы на будущее, — хмуро произнес Андрей.

— Что ты намерен делать?

— Посмотрю, — уклончиво ответил Андрей. Сергей резко сказал:

— Нам с отцом не хочется, чтобы ты водил компанию с ссыльными!

— Это мое дело, — сдержанно ответил Андрей.