Сила Ведерников отнял у мужиков сено, которое те накосили на казачьих лугах.

— Даровые работнички попали, — глядя на длинный ряд подвод с сеном, потянувшихся с лугов к станице, злорадствовал Ведерников. Возле каждого воза ехал вооруженный казак из сотни.

— Нагайкой пошевеливайте этих лапотошников, — учил Сила казаков, — пускай другой раз не зарятся на чужие луга.

Мужики были угрюмы. Фронтовиков каратели угнали в Зауральск. Пьяные избили зачинщиков в съезжей избе и бросили в каталажку. Избитый Ераска лежал на холодной печке, зябко кутаясь в рваный армяк. Как только каратели уехали, он с помощью соседки перебрался в ее избу.

Голодная скотина ревела в пригонах, бродила по свалкам навоза в поисках кормов.

Через неделю после налетов белоказаков на Донки Ераска, только поднявшись на ноги, ушел неизвестно куда. На заброшенных заимках появились вооруженные люди.

Русаков с Федотом приехали в Кочердыкскую станицу ночью. До самого утра в комнате Христины светился огонь и слышались возбужденные голоса.

— Пора готовиться к вооруженному восстанию! — говорил Русаков. — Нужно копить силы для борьбы за власть Советов. Временное правительство доживает последние дни. Революция приближается!

Тут же на собрании был разработан план захвата власти в Кочердыке.

Христина выехала, в отдаленные казахские аулы, где скрывались от карательного отряда фронтовики.

Григорий Иванович оставил Федота в Усть-Уйской станице и продолжал свой путь на Звериноголовскую. Выехал рано. Земля за ночь подстыла, и лошадь бежала легко.

Не доезжая до мельницы, он заметил небольшую группу всадников, ехавших навстречу, и оглянулся. Кругом лежала ровная степь. Ни кустика, ни бугорка, где можно было укрыться от врага. Русаков отстегнул кобуру револьвера и, приподнявшись на стременах, стал вглядываться вдаль. Ехали четыре вооруженных казака: впереди, раскачиваясь в седле, — тучный всадник на гнедой лошади, сзади, растянувшись цепочкой, двигались с винтовками остальные.

— Враги или друзья? — Григорий Иванович еще раз окинул глазами степь и, тронув коня за повод, поехал навстречу. Передний казак крикнул что-то ехавшим сзади, и те сняли винтовки.

— Кто такой? — заплывшие жиром глаза Силы Ведерникова в упор посмотрели на Русакова.

— Я не обязан отчитываться перед тобой! — ответил сердито Григорий Иванович и сделал попытку объехать казаков.

— Стой! — Ведерников поднял руку с нагайкой. — Куда едешь? — И, повернувшись к казакам, сказал многозначительно: — Ребята! — Те защелкали затворами винтовок.

— Большевик?

— Да, — твердо ответил Русаков. — Что вам нужно?

— Заворачивай обратно в Усть-Уйскую! — скомандовал Ведерников. — Там разберемся. А револьвер-то дай сюда! — протянул он руку к Русакову.

Сопротивляться было бесполезно.

Часа через два в избу фронтовика Ошуркова, где остановился Федот, поспешно зашел казак-сосед. Матрос разбирал затвор винтовки.

— Утром поймали в степи большевика и привели в исполком, — не снимая шапки, заявил с порога вошедший.

Матрос вскочил на ноги.

— Какой он из себя?

— Плотный, голова стрижена под машинку. В плечах широк.

Федот накинул полушубок и, прицепив гранату, бросил отрывисто:

— Пошли в исполком. Это Русаков.

Ошурков, одеваясь, повернулся к жене:

— Сбегай за фронтовиками, пускай сейчас же идут в исполком, — и, открыв подполье, вынул оттуда винтовку. — Пошли.

Все трое поспешно зашагали к станичному комитету. В коридоре услышали твердый голос Русакова:

— Отвечать на ваши вопросы отказываюсь!

Федотко пнул ногой дверь, шагнул в комнату. Русакова допрашивал Сила Ведерников. Кобура револьвера болталась у Русакова на ремешке, на лице виднелась ссадина.

Матрос выхватил гранату:

— Вон отсюда, сволочи!

Перепуганный Ведерников распахнул окно и лег толстым животом на подоконник. Ошурков рванул его за широкие лампасы, и в тот же миг тучное тело Ведерникова перелетело за окно. Остальные комитетчики, выхватив клинки, сбились тесной кучей в угол.

Разъяренный Федот, продолжая размахивать гранатой, шагнул к белоказакам и повторил возбужденно:

— Вон отсюда!

Озираясь, точно затравленные волки, те потянулись возле стен к выходу.

На крыльце их встретили подбежавшие к исполкому фронтовики.

— Бросай клинки!

Защелкали затворы винтовок. Угрюмые комитетчики один за другим побросали шашки. Ночью в доме Ошуркова Русаков ушел в горенку и, усевшись за стол, при свете висячей лампы стал что-то писать. Неожиданно со стороны палисадника раздался выстрел, дзинькнуло стекло, и пуля, разбив лампу, впилась в стену. Русаков отпрянул от стола, встал за косяк. Прогремел второй выстрел.