Один из бандитов, играя револьвером, подошел к нему вплотную и произнес сипло:

— Раскрывай рот — за душой полезу.

Остальные обшаривали комнату. Никодим скосил глаза на массивный подсвечник, стоявший на столике, схватил его и сильным ударом вышиб револьвер из рук анархиста. Не ожидая столь стремительного нападения, бандиты растерялись. Елеонский выскочил из комнаты и повернул ключ. Отчаянно ругаясь, те забарабанили в дверь.

Полумертвый от страха Никита прижался к стене, не спуская глаз с сына, который отбивался от грабителей. Точно разъяренный бугай, расстрига ринулся на Пашку Дымова. Поднял анархиста на воздух и грохнул об пол. Брякнула кобура парабеллума, Никодим рванул за рукоятку пистолета. Пашка был обезоружен.

Пытаясь свалить с себя здоровенного налетчика, Сергей откатывался все ближе к буфету. Остальные кинулись на помощь. Расстрига, бросив полумертвого Дымова, заскочил за угол буфета и, напружинившись, обрушил его на бандитов. Раздался страшный грохот, звон и треск. Подпрыгнула лампада и погасла. В наступившей темноте были слышны стоны и ругань грабителей, выползавших из-под обломков буфета. Нащупав лежавшего без памяти Пашку Дымова, Никодим поволок его за ноги к дверям и сильным пинком столкнул с лестницы.

Вскоре в доме Фирсова зажегся огонь. Василиса Терентьевна сидела возле Сергея, лежавшего на кровати. Трое бандитов, запертых в комнате, во время суматохи успели скрыться через окно.

В комнате Русакова беспрерывно раздавались телефонные звонки, входили командиры красногвардейских отрядов и, получив указания, поспешно покидали уком.

Перед утром прискакал вестовой из Звериноголовской. После короткой схватки Сила Ведерников с единомышленниками бежали в степь. Хозяевами станицы стали фронтовики во главе с Евграфом Истоминым.

В Кочердыке после отчаянного сопротивления богатых казаков власть перешла к бедноте. Плохо лишь было в низовьях Тобола, ближе к Зауральску. В двух станицах держался еще сильный отряд сотника Пономарева.

Русаков направил туда эскадрон Шемета.

Осип оставался на телеграфе, принимая депеши из станиц и крупных сел.

Было решено созвать первый съезд рабоче-крестьянских, солдатских и казачьих депутатов для выборов уездного исполкома. Днем в городе состоялся митинг. Народ прибывал на площадь к фирсовскому дому. Привлеченный шумом Никита Захарович, опираясь на костыль, подошел к окну. Подышал на стекло, затянутое зимним узором, и хищно посмотрел на волнующееся людское море. Из окна было видно, как солдат, взобравшись на спину кожевника, кошкой влез на высокий памятник «царю-освободителю» и накинул ему петлю на шею. Вскоре несколько человек дружно потянули за веревку, и чугунный Александр II рухнул на землю. Кисть его руки вместе с манифестом отлетела в сторону и зарылась в мягкий снег.

Увидев подходившего Сергея, Никита прошептал побелевшими губами:

— Искариоты, свалили царя.

Вскоре из укома вышли командиры. Лицо Русакова было радостно, светло. Оживленно разговаривая, он прошел через шумный людской коридор, поднялся на трибуну, снял шапку и вздохнул полной грудью.

— Товарищи! Руководимый партией большевиков рабочий класс в союзе с крестьянской беднотой и трудовым казачеством свергнул богатеев, установил власть Советов, утвердил в нашей стране новый тип государства — Социалистическое Советское Государство. Скоро настанет день, когда Зауралье, край ссылки, край нужды и людского горя, превратится в цветущий край нашей социалистической Родины.

Громкоголосое «ура» разнеслось по площади, долго гремело в переулках.

В Зауралье наступила новая жизнь.

Классный вагон полковника царской армии Войцеховского стоял на станции Челябинск третьи сутки. Полковник на восток не торопился. Да и не было к этому особой нужды. Главное — быть в безопасности. Красная Москва, где он прожил несколько тревожных дней, далеко; в Сызрани и Самаре имелся надежный заслон чехословацких войск группы капитана Чечека; в Омске находился сам командующий корпусом генерал Гайда, — Войцеховский был спокоен. У него восемь тысяч штыков и пулеметы. Правда, оружие пришлось прятать за обшивку вагонов и везти пулеметы в разобранном виде, затем клясться в своей лояльности большевистским комиссарам, но зато план этого пройдохи Локкарта близок к осуществлению.

Углубившись в свои мысли, Войцеховский прошелся по обширному салону. «Этот «джентльмен» с паспортом дипломата, как заговорщик и шпион, оказался на высоте положения, — думал он про Локкарта. — Ставка на чехословацкий корпус в борьбе против красных придумана неплохо. Неважно, что командиром эшелона числится этот пестрый попугай Богдан Павлу, хозяином здесь я, Войцеховский!» — Полковник самодовольно погладил холеную бородку и опустился на стул.

Еще когда пришлось скрываться в Петрограде от большевиков, он нашел приют у английского представителя Локкарта. Тот свел его с французским посланником. Они договорились скоро.