В течение 22–23.06.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, НОВО, ОдВО. Нападение немцев может начаться с провокационных действий. Особенно со стороны Румынии.

Задача наших войск не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.

Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Ниевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

Приказываю:

а) в течение ночи на 22.06.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.06.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточено и замаскировано;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Тимошенко,

Жуков

21.06.41».

Никто из членов Политбюро даже не спросил у Тимошенко и Жукова, а дойдет ли эта директива до войск, и будет ли время для ее исполнения. На их лицах застыла маска состояния отрешенности и ступора. Они стояли все, как истуканы, как парализованные — вершители судеб людских. Люди, чьи портреты несли трудящиеся Москвы, да и всей страны, теперь стояли перед вождем, словно парализованные — за них отдувались генералы.

Они смотрели перед собой и ничего и никого не видели от перепуга.

Они привыкли глядеть только в рот сюзерену — Хозяину Кремля и Большой страны.

Они боялись в такой критический час для государства, для советского народа, да и для них самих обнародовать свои предложения по животрепещущему вопросу судьбы Советского Союза.

Они оказались некомпетентны для такой обстановки.

До большинства частей эта директива вовремя, естественно, не дошла, и командиры узнали о начале нападения, когда обнаружили вторгнувшиеся на нашу территорию немецкие войска, прущиеся прямиком на них, обходившие их с флангов и заходящие в тыл.

Что касается населения СССР, то оно узнало о начале войны 22 июня ровно в полдень.

В 12:00 В.М. Молотов выступил по радио.

Героем предгрозовых событий в результате смелого поступка выглядел только по-настоящему компетентный командир — нарком ВМФ адмирал флота Николай Герасимович Кузнецов, которому пришлось потом дорого заплатить за свою смелость, рассудительность и компетентность.

Он вспоминал:

«Около 11 часов вечера 21 июня зазвонил телефон. Я услышал голос маршала С.К. Тимошенко: «Есть важные сведения. Зайдите ко мне»…

Семен Константинович, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на нашу страну.

Жуков встал и показал телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов. Помнится, она была пространной — на трех листах. В ней подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии.

Пробежав текст телеграммы, я спросил:

— Разрешено ли в случае нападения применять оружие?

— Разрешено…

Позднее я узнал, что нарком обороны и начальник Генштаба были вызваны 21 июня около 17 часов к И.В. Сталину. Следовательно, уже в то время под тяжестью неопровержимых доказательств было принято решение: привести войска в полную боевую готовность и в случае нападения отражать его…

Мне довелось слышать от генерала армии И.В. Тюле-нева — в то время он командовал Московским военным округом, — что 21 июня около 2 часов дня ему позвонил И.В. Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО».

Уже шла война.

Немцы стремительно продвигались по нашей земле, врезаясь броневыми клиньями в боевые порядки наших нередко спешно отступающих войск. Вечером 22 июня начальник Генштаба Георгий Константинович Жуков подписывает директиву № 003, в которой перед Западным, Юго-Западным и Северо-Западным фронтами ставится задача: силами механизированных корпусов к исходу 24 июня овладеть Сувалками (Восточная Пруссия) и Люблином (Польское генерал-губернаторство).