«Могу ваше императорское величество поздравить с подтверждением дружбы и обновлением вечного мира с Китайскою империею, с установлением торговли и разведением границы к немалой пользе для Российской империи и неизреченной радости пограничных обывателей, в чем мне помогал Бог», – с радостью доносил о результатах своей миссии посол уже новому императору – Петру II [208] .

В своем продвижении на Восток Владиславич руководствовался картами и иными известиями датчанина капитана Ивана Ивановича Беринга, стоявшего во главе русской экспедиции. Результаты экспедиции Беринга отразились на карте Сибири, составленной по поручению графа Владиславича геодезистом М.Зиновьевым (1727 г.) и присланной тогда же в Петербург С.Колычевым, под надзором которого она и была составлена.

18 августа 1726 г. Савва Владиславич направил из Иркутска две реляции. В первой речь шла о получении «от агента Ланга ландкарты, которая по рассмотрении его оказалась недостаточной». Ланг докладывал, что им было принято решение «об отправлении им двух геодезистов Атилова и Свистунова для описания тех земель, рек и гор, которые начинаются от реки Горбицы до паменных гор, а от паменных гор до реки Уды, и между рекой Удой и паменными горами обретаются, и потому при мирном договоре остались без разграничения. О посылке других двух геодезистов Петра Скобельцына и Дмитрия Башанова от вверх по Иркуту плыть из мунгальских степей протекающей, откуда велено им следовать чрез пограничные места до реки Енисея и до реки Абакана».

В реляции Владиславич расточал похвалы агенту Лангу за его «ревность к службе и поведение» [209] .

Пограничная проблема была теснейшим образом связана с другой – перебежчиками. Первое соприкосновение двух большим империй сразу показало, что и той, и с другой стороны полно обиженных, ищущих лучшей доли людей, которые в надежде найти убежище готовы бежать в чужих краях. Эта проблема нашла свое отражение уже в Нерчинском договоре.

В статье 4 говорилось: «Беглецы, которые до сего мирного постановления как с стороны царского величества, так и с стороны бугдыханова высочества были, и тем перебещикам быть в обоих сторонах безрозменно, а которые после сего постановленного миру перебегати будут и таких беглецов без всякаго умедления отсылати с обоих сторон без замедления к пограничным воеводам».

А в статье 6 было закреплено: «Прежде будущие какие ни есть ссоры меж порубежными жители до сего постановленного миру были, для каких промыслов обоих государств промышленные люди преходити будут и разбои или убивство учинят, и таких людей поймав присылати в те стороны, из которых они будут, в порубежные городы к воеводам, а им за то чинить казнь жестокую; будет же соединясь многолюдством и учинят такое вышеписанное воровство, и таких своевольников, переловя, отсылать к порубежным воеводам, а им за то чинить смертная казнь. А войны и кровопролития с обоих сторон для таких притчин и за самые пограничных людей преступки не всчинать, а о таких ссорах писать, из которые стороны то воровство будет, обоих сторон к государем и розрывати те ссоры любительными посольскими пересылки» [210] .

В договоре эта проблема потому нашла такое большое место, что незадолго до его заключения большой род мятежного эвенка Гантимура перешел на российскую сторону. В архивных документах, в научной литературе и интернет-источниках подробно отражена эта история. От китайцев он, перейдя границу, спасался со своим родом на русской территории, поставив царя в положение выбора: либо вернуть его богдыхану и тем самым пойти на поводу у требований китайцев, либо взять под свое покровительство, поставив русско-китайские и так непростые отношения в еще более серьезное положение. Царь выбрал последнее, и это заметно осложнил русско-китайские отношения последующих лет. Гантимур в 1651 г. добровольно вступил в русское подданство со своим родом. В мае 1670 г. нерчинский воевода Д.Д.Аршинский докладывал в

Сибирский приказ, что в 1667 г. «… из Богдойские земли в Нерчинский острог» окончательно вернулся эвенкийский князь Гантимур со своим родом. Ясак ему был определен «по 3 соболя с человека» [211] . В 1684 г. Гантимур и его сын Катана были крещены, получив имена Петр и Павел. В следующем году они отправились в Москву, но в дороге Гантимур умер, а его сын побывал в Москве, где был возведен в дворянское звание [212] .

Избрант Идес писал: «Главой конных тунгусов является князь Павел Петрович Гантимур, или по-тунгусски Катана Гантимур; он родом из округа Нючжу, теперь стар, а когда-то был тайшой и подданым китайского богдыхана. Когда же он попал к нему в немилость и был смещен, то подался с подчиненной ему ордой в Даурию, стал под покровительство их царских величеств и перешел в православие. Этот князь Павел Катана-хан, если потребуется, может привести в течение суток три тысячи конных тунгусов, хорошо экипированных, с добрыми конями и исправными луками. Все это здоровые и смелые люди. Нередко до полусотни тунгусов, напав на четыре сотни монгольских татар, доблестно разбивают их по всем правилам» [213] .

На протяжении всей своей службы на границе с перебежчиками имел дело и Лоренц Ланг. Так, в 1723 г. он сообщал из Селенгинска, что имел свидание «с двумя прибывшими из Китая мандаринами, которые объявили ему, что они с тем на границу отправлены, дабы их пославших из Мунгальской степи людей, или точный ответ, зачем они удержаны, в Китай привезти могли». Ланг проявлял чудеса дипломатического искусства, объясняя, что беглецы еще на российской территории не найдены, что китайцы будут о перебежчиках только тогда оповещены, когда сами предъявят соответствующие на то бумаги от богдыхана. В Петербург же он сообщал, что «36 человек из помянутых перебежчиков нашлось, которые при заключении мира Его Императорского Величества подданными не были, да сверх оных еще 47 человек тангуских лам, или попов, которых китайцы из рассуждения вольного их тогда через границу да беглыми посчитать не могут» [214] .