— Вы слышали, каким образом я хочу помянуть моего отца?

— Да, Ваше Величество, слышал и, признаюсь, удивлен…

— Как удивлены? — прервал Император. — Разве я не обязан сделать это? Смотрите. — продолжал он, обращаясь к портрету Петра III, находившемуся в кабинете, — я желаю, чтобы он был свидетелем моей признательности к его верным друзьям!

С этими словами Государь поцеловал Унгерн-Штернберга и надел на него Александровскую ленту. Старик вышел из кабинета, заливаясь слезами. (1)

Через несколько дней по восшествии своем на престол Император Павел приказал послать фельдъегеря за одним отставным майором, который уже давно был в отставке и состарился в своей деревеньке.

Майора привезли прямо во дворец и доложили Государю.

— А! Ростопчин! — закричал Павел. — Поди, скажи ему, что я жалую его в подполковники!

Ростопчин исполнил и возвратился в кабинет.

— Свечин! Поди, скажи, что я жалую его в полковники.

Свечин исполнил приказание.

— Ростопчин! Поди, скажи, что я жалую его в генерал-майоры!

— Свечин! Поди, скажи, что я жалую ему Анненскую ленту.

Таким образом. Ростопчин и Свечин ходили попеременно жаловать майора, не понимая, что это значит, а майор, неожиданно попавший прямо из деревни во дворец, стоял ни жив ни мертв. Наконец Император спросил:

— Что? Я думаю, он очень удивляется? Что он говорит?

— Ни слова, Ваше Величество.

— Так позовите его в кабинет.

Майор вошел со страхом и трепетом.

— Поздравляю, ваше превосходительство, с монаршей милостью! — сказал Император. — Да! При вашем чине нужно иметь и соответственное состояние! Жалую вам триста душ. Довольны ли вы, ваше превосходительство?

Майор благодарил, как умел, то веря, то принимая за шутку все, что с ним делалось.

— Как вы думаете: за что я вас так жалую? — спросил его, наконец, Государь.

— Не знаю, Ваше Величество… не понимаю, чем я заслужил… — пробормотал майор.

— Так я вам объясню! Слушайте все. Я, разбирая послужные списки, нашел, что вы при Императрице Екатерине были обойдены по службе. Так я хотел доказать, что при мне и старая служба награждается. Прощайте, ваше превосходительство! Грамоты на пожалованные вам милости будут вам присланы на место вашего жительства.

Майора схватили и опять увезли в деревню. Старуха-жена встретила его в страхе, со слезами и вопросами:

— Что такое? Что с тобой было?

— И сам не понимаю, матушка, — отвечал старик, — думаю, что все это шутка!

И рассказал ей все, как было.

Через несколько времени майору действительно были присланы все документы на пожалованные милости. Однако когда его внезапно схватили и увезли в Петербург, старуха-жена чуть не умерла от испуга и горя. (1)

По воцарении Императора Павла к Безбородко пришли спросить, можно ли пропустить иностранные газеты, где, между прочими рассуждениями, помещено было выражение: «Проснись, Павел!»

— Пустое пишут, — отвечал Безбородко. — уже так проснулся, что и нам никому спать не даст! (1)

В эту же поездку случилось следующее происшествие: недалеко от Минска Император, скакавший впереди всех в коляске, увидал на дороге молодую барышню и молодого мужчину, стоявших на коленях. Он приказал остановить лошадей, вышел из экипажа, подошел к молодой девушке, велел ей и молодому человеку встать и спросил: что им нужно? Девушка, оказавшаяся знатной фамилии и богатой, любила этого молодого человека, но так как он был беден, то ее мать не хотела согласиться на их брак. Узнав, что Император будет проезжать, влюбленные решились утруждать его просьбой. Государь дал слово молодой девушке похлопотать за нее, тотчас же принялся за сватовство и, достав свою дорожную шкатулку, написал к несговорчивой матери письмо. Так как поместье старухи находилось всего в трех или четырех верстах от большой дороги, то Император послал письмо с фельдъегерем, приказав ему немедленно потребовать ответа. Можно судить, как был принят такой сват и какой последовал ответ. (1)

Петербургский генерал-губернатор Н. П. Архаров несколько лет был должен одному купцу двенадцать тысяч рублей. Все старания купца получить долг остались тщетными. Архаров кормил его сперва завтраками, потом стал выталкивать в шею и, наконец, избил жестоким образом. Несмотря на то что Архаров пользовался особенным расположением Императора Павла, купец решился жаловаться на него Государю и, выбрав время, когда Император находился на разводе вместе с Архаровым, подал первому челобитную прямо в руки.

Павел взял челобитную, развернул ее и, разумеется, с первых же строк увидел, что дело идет о его любимце. Он тотчас подозвал Архарова и, подавая ему бумагу, ласково сказал:

— Что-то у меня сегодня глаза слипаются и словно как запорошены, так что я прочесть не могу. Пожалуйста, Николай Петрович, прими на себя труд и прочти мне эту бумагу.

Архаров принял бумагу и начал бойко читать ее, но увидев, что это жалоба на него самого, смутился, стал запинаться и читать так тихо, что едва было слышно.