Основной заботою, имея в виду предстоящее участие в боевых действиях, была конечно же подготовка оружия и иного снаряжения. Шеф полка, как уже известно, не вылезал из пламени войны, под его началом были могучие другие полки и эскадроны. Егерским же лейб-гвардейским командовал генерал-майор граф Сен-При, первый и самый главный помощник полкового шефа. Меж тем оказалось, что у Эммануила Францевича до многого не доходили руки. Радея лишь о внешнем виде полка, как повелось еще со времен императора Павла, граф совершенно упустил содержание внутреннее. То есть бдение о всегдашней боевой готовности вверенной ему войсковой части. Потому и оказалось, когда учинил проверку Багратион, что из двух тысяч ружей более четырехсот — не годны к бою. А из трехсот с половиною нарезных винтовок — штуцеров — подлежит ремонту около полусотни.

Изрядной починки требовали обозные повозки, а также сбруя, седла и конские попоны. А уж что говорить о походных котлах для приготовления солдатской пищи! Для Багратиона — первейшая заповедь еще с суворовских, да нет — с потемкинских времен: котлы проверять постоянно и при малейшей порче — тотчас лудить, дабы держать в исправности солдатский желудок.

Еще не минуло и десяти лет с Альпийского похода. Потому те тяготы вставали в памяти во всей яви. И как заметали метели на горных вершинах, и как, оступясь на обледенелых тропках, низвергались вниз, в бездонные ущелья ослабевшие от недоедания и болезней. И как шли уже на последних верстах все — от генерала до солдата — босые, в изорванных мундирах, промокшие до нитки, а взбодрить огонек было не из чего: вокруг не то что бревна — ни хворостинки, ни былинки.

Здесь нет скал, нет горного серпантина. Но не страшнее разве полыньи во льду и мороз с ветром, от которого негде укрыться в белом безмолвии, что раскинулось на много десятков верст вокруг? Только тут можно заранее предусмотреть, что взять с собою в дорогу, чтобы перебороть коварство ледовой пустыни. — И главное, все это не на себе нести.

Ты — в валяных теплых сапогах, поверх шинели — полушубок, а у тех, кто заступает на привалах на посты, — тулуп. И тяжесть за спиною, которая не в тягость: вареное мясо, хлеб, по две фляги водки для сугрева. Провианта с собою на десять дней. А сверх того — дополнительные запасы на ротных санях. На санях же — дровишки, брезент и даже еловый лапник. Он-то зачем? А нагреб во льду снега вокруг себя, как детишки строят игрушечные крепости, настелил снизу лапника, поверх брезент натянул, а у входа в ледяной дом — живительное пламя костра. Да какой еще костер из березовых отборных и звонких полешек!

Не было такого полка, батальона и роты, в которых бы не побывал по нескольку раз с начала зимы князь Багратион и не убедился лично, все ли готово к походу, не оказалось ли какой прорехи в большом и сложном деле. Углядел у солдата руки, на коих шелушится кожа.

— Поморозил, никак? Что, рукавицы не получил?

— Потерял их, ваше сиятельство. Вот Господь меня за мое растяпство и наказал.

— Лекаря! — приказ ротному. И когда прибежал фельдшер, объявил: — Немедленно составить требование мне на подпись: сколь гусиного сала надобно на семнадцать тысяч человек в моем корпусе. Видите, первый помороженный. Слава Богу, не тяжко — смазать салом, и вся недолга. А ежели в походе зачнется такое?

Все в Або, казалось, жили предстоящим маршем. И со дня на день ожидали команды к началу движения из главной квартиры армии, что продвинулась сюда, к Багратиону. Но команды такой не выходило. Более того, Петру Ивановичу чудилось, что ее и вовсе может не последовать.

На редких военных советах главнокомандующий старался обсуждать что угодно, только не то, что велено было государем. А ежели возникала речь о походе, Кнорринг останавливал взгляд на иконах в красном углу и изрекал:

— По морю, как посуху. То ж одному Христу было под силу, как о сем в Библии сказано! А мы что ж, боги? На заливе — торосы, разводья, что твои озера; Это — в местах, нами отсель просматриваемых; А там, у берегов свейских? Приказ государя — дело святое. Однако разве на святое дело можно пойти, не подготовив себя к нему отменно?

— Мой корпус готов, ваше высокопревосходительство. — Всегда в таких случаях Багратион начинал первым.

— Верю тебе, князь Петр Иванович. Находясь рядом с тобою, вижу, как ты ревностно отряжаешь свое войско, — не мог не согласиться Богдан Федорович. — Но вот мне известно: Барклай-де-Толли, коему вверен корпус, долженствующий перейти залив севернее твоего места, к сему походу не готов. И Шувалов тож просит повременить.

— Так доколе отсрочки? Пока лед по весне вскроется? — не унимался Багратион. — Почему они, корпусные генералы, не как я; приказали, следовательно, надо идти!

— Вот здесь ты весь, князь Багратион: горяч, неистов. И думаешь только о себе. Нет чтобы со товарищами быть заодно, так сказать, держаться соборно, как и полагается по православному учению. Тогда бы мы и государю резон привели: не лучше ли миром все завершить, не бросаясь в ледовые Палестины, где мрак и неизвестность на каждом шагу? Нет, солдатиков следует беречь — все ж каждый из них не скот бессловесный, а душа живая, божеская.

Господи, какое бесстыдное словоблудие! Кто ж более бережению солдата и посвящает свои дни и ночи что перед сражением, что в самом бою. Да что ж лучше, выгоднее для того же солдата и для успеха всего дела: теперь, когда наконец стал залив, совершить поход или же, потеряв время, потом брести по колено в воде? Тогда уж точно можно будет изречь: я ж не Иисус Христос, чтобы по морю, как по суше.

Все это не раз говорилось. Да Кноррингу — как об стенку горох. Неужто прав он в том, что, и Барклай с Шуваловым празднуют труса? А в Петербурге разве забыли о своем же указе? Хуже некуда держать войско в неведении и бездействии. Потом ничем не наверстать тот боевой дух и ту решимость, что истончатся, выйдут попусту, снедаемые недоверием и бездельем.

А хуже — и впрямь, проваландав бездарно все сроки, погнать солдат, вот уж истинно, как бессловесный скот, на лед в самую непогодь и весеннюю распутицу. Ведь император Александр. Павлович не отступится от своей заветной решимости: коль победить шведов, так полным разгромом уже не на финской, а на их собственной земле. Тогда почему же не потребовать от нового главнокомандующего и прочих генералов неукоснительного исполнения приказа?