Князь Багратион»

Письмо царю из Москвы он направил тридцать первого августа, а уже девятого сентября докладывал о том, что прибыл в Житомир и вступил в командование вверенной ему армией.

Собственно говоря, приказ о своем вступлении в должность главнокомандующего Подольской армией Багратион подписал, проезжая через Киев, где осмотрел крепостные сооружения и арсеналы.

Части и соединения, которые по повелению императора должны были войти в новую армию, располагались в трех губерниях — Киевской, Волынской и Подольской — и были разбросаны на огромном пространстве. Посему новый главнокомандующий решил, не теряя времени, уже по дороге в свою будущую ставку ознакомиться с войсками, что были расквартированы по пути его следования.

Киевские арсеналы он нашел в весьма хорошей исправности, о чем доложил в своем донесении царю. «Амуниции и нужных к тому потребностей находятся весьма избыточно и хорошо оберегаются. В Белой Церкви расположенный Екатеринославский кирасирский полк я нашел в учении и доведенный до лучшей степени совершенства. В городе Махновке Татарский уланский, а в Бердичеве Черниговский драгунский полки также нашел довольно твердыми в учении по точным правилам и прочие части полка в хорошем устройстве.

Через неделю, ежели здоровье мое позволит, я отправлюсь в Дубно к генералу от инфантерии Дохтурову осматривать полки высочайше вверенного ему 4-го корпуса…»

Круг деятельности главнокомандующего ширился день ото дня. И не было таких сторон жизни армии, которые не вызывали бы его самого пристального внимания.

Да что армии! Войска, вверенные ему, находились в крайнем юго-западном регионе Российской империи, который имел самое непосредственное соприкосновение с Варшавским герцогством и владениями Австрии. А это в ту, предвоенную, пору означало, что и Подольская армия и все три примыкающие к границам губернии с их населением и имуществом были на самом главном направлении неприятельского удара, задайся неприятель целью немедленно открыть боевые действия против России. Потому ничто не могло ускользнуть от зоркого взгляда Багратиона. За все ныне — и в войсках, и на территории, где они размещались, — он был в ответе пред государем и, что было для него не менее важно, пред своей совестью.

Стоит лишь вчитаться в приказы, донесения и письма его той поры, чтобы представилось, с какою завидной дотошностью вникал он каждый раз в существо встающих перед ним задач, как в самых, казалось бы, второстепенных делах, на первый взгляд не имеющих к войскам прямого отношения, умел сыскать общую, объединяющую связь и как настойчиво требовал от своих подчиненных такого же тщания в исполнении его указаний и возложенных на них служебных обязанностей.

Вот распоряжение Багратиона генерал-майору Ивану Кристиановичу Сиверсу на второй день по прибытии в Житомир:

«Так как ваше превосходительство находились старшим командиром над всей артиллериею высочайше вверенной мне армии, то с получением сего предписываю подробно мне донести, в каком состоянии находится подведомственная вам артиллерия. Нет ли недостатка в людях и, на случай какого движения, в лошадях? Исправны ли всех калибров орудия? Где находятся запасные парки? Каковы они и другие части, принадлежащие команде вашей, и от которого числа ваше превосходительство производили им последний осмотр?»

А вот — письмо военному министру Михаилу Богдановичу Барклаю-де-Толли. И писано оно на следующий день после приказа начальнику артиллерии. Сравнить сии бумаги, присовокупив к ним третью, адресованную Дмитрию Сергеевичу Дохтурову, и сразу явится пред нами начальник, ничего не оставляющий; вне поля своего зрения, умеющий действовать быстро, решительно и предельно конкретно.

Итак, Барклаю: «На отношение вашего высокопревосходительства за № 785, изъясняющее соизволение государя императора, что не было дозволяемо переселение в чужие края земледельцев, фабрикантов и ремесленников, сделано от меня строгое предписание гг. корпусному и дивизионным начальникам, дабы наблюдения сии усугубили они посредством пограничной стражи, ни под каким видом никого за границу не выпускать без паспорта.

Напротив того, я надеюсь распоряжением своим привлекать с их стороны людей в наши границы. В скором времени я сообщу вашему высокопревосходительству о сем мое мнение».

И — для исполнения Дохтурову: «Для лучшего устройства кордонной пограничной стражи я нашел нужным разделить оную на 3 дистанции и поручить их в непосредственное смотрение гг. дивизионных начальников: генерал-лейтенанту Капцевичу — дистанцию от Устилуг вверх по реке Буг, чрез линию Виж по сухой границе до деревни Бужаны; генерал-майору Мирасову Первому — от селения Бужаны чрез местечко Берестечно, г. Радзивиллов, местечко Новый Алексинец, все по сухой границе до реки Стрины в новоприобретенной Галиции и вниз по ней до деревни Бенявы; остальную дистанцию отдаю генерал-майору Деламберту, которая простирается до деревни Бенявы по реке Стрине до впадения оной в Днестр и далее вниз по Днестру через местечко Усцие Виескупие, город Могилев, Цекиновку до самого устья реки Ягорлык, о чем для сведения дав знать вашему высокопревосходительству, рекомендую сделать предписания гг. дивизионным начальникам иметь бдительное и неусыпное смотрение за кордоном и строгим наблюдением устроенного порядка останавливать все побеги за границу, какого бы ни было рода людей».

Молдавская армия, которой недавно командовал Багратион, теперь являлась самой ближайшею соседкою его новой, Подольской армии. В прошлом году при штурме одной из турецких крепостей сложил голову граф Николай Михайлович Каменский, которому он когда-то сдал войска на Дунае. Ныне их принял Кутузов, до Багратиона начальствовавший над главным молдавским корпусом.

Время еще не изгладило дунайских воспоминаний, и потому все, что происходило ныне у соседей, Петр Иванович воспринимал с живейшим чувством. Однако связывали его с былыми боевыми товарищами не просто воспоминания. Были общие интересы. Об этом, в частности, и письмо Багратиона, адресованное новому главнокомандующему Молдавской армией Михаилу Илларионовичу Кутузову, посланное в первые же дни по приезде в Житомир: