Шрифт:
– Тебе показалось, – не отрывая глаз от Алекса, прохрипела я.
– Тогда открой дверь.
Проклятье!
– Ухожу к дракону, – понимающе ухмыльнулся Алекс, легко и бесшумно соскочил с кровати, в одно плавное движение очутился у окна, но почти мгновенно вернулся к растерянной мне, чтобы поцеловать глубоко и прошептать на прощание:
– Забыл сказать про второй пункт устава.
– А? – какого устава, у меня от его поцелуев, от голоса Дуньки на заднем плане, от того, что все происходит так стремительно, мысли разбежались, как тараканы.
– Про то, что ты – моя, помнишь?
Киваю отстраненно, за что получаю еще один выносящий мозг поцелуй.
– Юлка, я долго буду ждать!?
– Да, отстань ты, – бормочу сквозь зубы, наотрез отказываясь отпускать Алекса от себя, ловя кожей скользящее движение губ от моего рта, по щеке к розовому уху.
– И про то, что люблю тебя, не забывай.
Про то, что... кажется, теперь я знаю, не только, как чувствует себя человек, в которого попала молния, но и что испытывает тот, у кого взорвался мозг. Бешенство красок, зашкалившие эмоции, слова, рассыпавшиеся на составляющие их звуки и собравшиеся заново, но иначе, с совершенно другим смыслом.
В себя пришла, когда Алекс все-таки исчез за окном, а я, непонятно как, сумела дойти до двери и впустить в комнату Дуньку.
– Что? Не может быть!
– Ты о чем? – я с независимым видом застегнула расстегнутые на ночной сорочке пуговицы – когда только успел расстегнуть? – а Дуная отодвинула меня в сторону, шагнула к кровати, откинула в сторону одеяло и уставилась на мою простыню.
– Нет, ну я так не играю! – совершенно искренне возмутилась она, а потом повернулась ко мне и, недоверчиво сощурившись, спросила:
– Вы чем тут занимались?
– Ничем... – проворчала я, стараясь не встречаться с ней взглядом. – Я вообще спала.
– Так я и поверила! Маленькая обманщица!
– Да не было ничего! – искренне возмутилась я. – Ты-то должна видеть!
Я потыкала в себя пальцами, намекая на свою ауру, русалка же погрозила мне пальцем и голосом учителя, отчитывающего нерадивого ученика, произнесла:
– Помрешь старой девой, не приходи потом жаловаться!
По-моему, у меня даже ночнушка покраснела.
– Дуная!!!
– Сто восемь лет уже Дуная! – в тон мне ответила подруга. – Тебя что, всему-всему учить надо?
– Ты же сама его на территорию не пустила, – возмутилась я.
– Так с тех пор часа четыре прошло, – нелогично напомнила русалка. – За это время ого-го сколько всего... я что, не вовремя?
– Отстань, – я забралась на кровать и накрылась одеялом, спрятавшись с головой.
– Помешала? – сочувственно спросила Дунька и плюхнулась ко мне на кровать, аккурат на то место, где только что Алекс лежал. – Юлка...
– Зачем ты вообще приперлась? – глухо простонала я, вспоминая слова, произнесенные их темнейшеством на прощание.
– Ну, как же... Романтика, преодоление препятствий, жестокие родичи, не дающие любящим телам... э... извини! Любящим сердцам соединиться... И потом, не думал же твой красавчик, что за два ведра браги он на территории Храма хвостатой девственницы всю ночь проведет.
– Вредная ты.
– Спасибо, я тебя тоже люблю...
– И вовсе не всю ночь... Он вообще только что пришел.
– Значит, в следующий раз будет порасторопней... А светишься-то чего так? У меня прямо глаза болят на тебя смотреть...
Я высунула из-под одеяла растрепанную голову, набрала в грудь воздуха, улыбнулась и, едва сдерживаясь, чтобы не завопить радостно на весь монастырь для девственниц, где девственницы не в почете, выпалила:
– Он сказал, что любит.
И спряталась обратно, чтобы не видеть, как подруга глаза закатывает, не слушать ее дружеского подтрунивания, а снова и снова прислушиваться к себе, повторяя мысленно его слова.
***
«И про то, что люблю тебя, не забывай», – и сердце сжимается опять, словно Алекс все еще шепчет мне это на ухо. «Не забывай!» – молнией прожигает позвоночник. «Ты – моя!» – кошмар какой-то, у меня дрожат руки, и я абсолютно ни о чем не могу думать.
Учебник по любимой Циклистике был открыт на сто пятнадцатой странице уже больше часа, а я все еще делала вид, что усиленно учусь. Кого я обманываю? Зачем? Захлопнула книгу, отбросила в сторону и улеглась на траву, подставив лицо солнцу, пока Аврорка не видит. Придет, опять будет ворчать о том, что я с таким пренебрежительным отношением к своей внешности никогда от веснушек не избавлюсь.