Шрифт:
— Почему ты так коришь себя?
— Я совершал многие и многие ужасные вещи. Ужасные даже для проклятого существа.
— Кто тебе сказал, что ты проклят?
— Я всегда это знал. На мне знак смерти, — и Деймос как-то странно дернул головой.
— Это чушь, мой мальчик.
— Мальчик? — усмешка получилась тоже с оттенком горечи.
— Как ты думаешь, сколько мне лет?
— Хм… двадцать?
Менестрес улыбнулась, словно услышала неуклюжий комплимент, и ответила:
— Нет. Давным-давно нет. Мне больше трех тысяч лет.
Мозгу Деймоса было нелегко охватить столь большой срок, но он смог. Правда, все равно в неверии замотал головой. Но Менестрес была готова к такому повороту и сказала:
— В чем бы там тебя не убеждали прежде, но ты вовсе не один такой. Нас много. Мы целый народ.
— Народ?
— Именно. Мы зовем себя Детьми Ночи, а люди — вампирами, ну и много как еще.
— Значит, мы не люди?
— Интересный вопрос. Многие из нас были ми когда-то, так же, как и ты, но их обратили. Другие, как я, родились такими, а потом прошли определенный обряд инициации.
— Я думал, что нам невозможно иметь детей, — протянул Деймос, задумавшись.
— Это не так. Просто родить ребенка мы можем лишь от подобного себе, но не простого человека. А ты хотел детей?
— Нет. Скорее, хотели от меня. Но я же чувствую ложь.
— Понятно. Но, тем не менее, ты должен знать, что даже с себе подобными дети у нас получаются сложно, лишь со взаимными усилиями. И за всю бессмертную жизнь их не бывает больше трех. Это дань тому, что мы можем делать из людей себе подобных.
— Бессмертную жизнь? — кажется, ни деторождение, ни создание себе подобных Деймоса не привлекало.
— Да. Но, думаю, ты и сам догадался об этом, ведь со дня обращения ты не постарел ни на день.
— Я просто полагал, что так и должно быть, хоть и надеялся, что все не так плохо.
— Так и есть. Многие, не раздумывая, согласились бы на вечную жизнь и молодость, пусть и эти дары не без ограничений.
— Меня не спрашивали, а просто сделали таким, — не жалоба, а просто констатация факта.
— Знаю. Равно как и то, что тебе даже ничего толком не объяснили. Странно, как ты вообще на солнце не сгорел в первые же дни.
— А мог?
— Да. В первую сотню, а то и две лет Дети Ночи очень уязвимы. Организм только ведет перестройку, и солнце может заставить молодого вампира вспыхнуть, как факел и спалить дотла.
— Никогда ничего подобного не чувствовал.
— И это странно. Значит, у тебя огромный потенциал, мой дорогой.
— Пустое, — отмахнулся Деймос. Похоже, его и это совсем не интересовало.
— И все-таки тебе необходимо знать некоторые… ограничения. Твое бессмертие вовсе не абсолютно. Тебя можно убить, отрубив голову. Огонь тоже может оказаться разрушителен. Удаление сердца… хотя, тут возможны варианты.
— Последнее не подействует, — просто заметил Деймос. — Пытались.
— Понятно, — кивнула Менестрес, понимая, какая цепочка разочарований скрывается за этими словами. И еще у нее создалось впечатление, что мужчина что-то задумал. Внимательно посмотрев на гостя, она поспешно спросила: — Надеюсь, ты не задумался о самоубийстве?
— Какая разница? — пожал плечами мужчина.
Можно было сказать, что не для того его спасали из пустыни, но вместо этого вампирша коснулась его плеча ласковым жестом и сказала:
— Это не выход. У тебя впереди еще столько возможностей! Ты столько о себе не знаешь!
— Может, оно и к лучшему? Я устал. И я виноват. Так виноват!
Деймос посмотрел на свои руки так, словно ожидал, что на них выступит кровь. Но ничего такого не случилось. А Менестрес проговорила:
— Все мы несем тот или иной груз вины. Но смелость — это находить в себе силы жить дальше. Ты можешь все исправить.
— Мертвых не вернуть.
— Но это не повод к ним стремиться. Поверь мне.
— Я уничтожал деревни, города. Вырезал под корень.
— Знаю.
— И это не достойно смерти?
— Возможно. Но это не искупление. Попробуй найти в себе силы жить дальше.
— Зачем это вам? — Деймосу подобные уговоры были в новинку. Слишком многие и слишком часто желали ему смерти.
— Ты — один из моего народа, ты один из нас, и я в ответе за тебя.
— Не вы же меня таким сделали!