Шрифт:
— Менестрес замечательная! Я никогда не думала, что есть такие! Впрочем, скоро ты сам все поймешь!
После этой тирады вампирша явно вознамерилась обрушиться с вопросами на нового члена их семьи, но Димьен не дал, осадив:
— Мне кажется, у вас с братом были какие-то дела.
— Ну…
— Сове любопытство ты еще успеешь удовлетворить, ступай. И вообще, лучше не приставай к нашему гостю.
Раши нахмурилась, но перечить не посмела и удалилась вместе с братом. Глядя им вслед, Димьен заметил:
— Иногда мне кажется, что ей досталась вся речь, а брату — весь ум.
Впрочем, шутка не нашла никакого отклика. Деймос только поинтересовался:
— Кто они?
— Хм. Я думал, ты можешь отличить Детей Ночи от людей.
— Нет, помимо этого.
— Они — птенцы королевы. Молодые еще. Только-только вторую сотню разменяли.
— Хм… — Деймосу они казались совершенно бесполезными, но кто он такой, чтобы советовать? Впрочем, его компаньон счел нужным пояснить:
— Их судьба не была такой легкой, как можно предположить. Если бы Менестрес не взяла их под свою опеку, они бы погибли.
Кажется, это мало тронуло Деймоса. Задумавшись о чем-то своем, он проронил:
— Иногда лучше быть мертвым.
— Это всегда успеется. Не поддавайся мрачным мыслям. И вообще, пойдем, подберем тебе одежду по размеру. Негоже ходить в обносках, тем более столь фрагментарных.
— Ерунда.
— Не скажи, мало ли кто может приехать.
Чем дольше, тем больше Димьен сомневался в том, что этот вампир так долго был царем. Абсолютное равнодушие к вещам, столь важным для царствующих особ. В частности, к внешнему виду.
Не настаивай никто, наверняка, Деймос спокойно остался бы в одной набедренной повязке, а то и без оной. Ничуть не смущаясь ни лохмотьев, ни наготы.
Лишь однажды Деймос проявил твердость — когда ему протянули кинжал и меч. Он уставился на них с невысказанным презрением и ответил коротко, но твердо:
— Нет.
— Возьми, ты же умеешь обращаться. Тут хоть и охраняется все, но мало ли что.
— Нет, — слово казалось тверже камня, и Димьен решил не настаивать, а посоветоваться с Менестрес.
Владычица Ночи хотя бы объяснила истоки такого отношения:
— Пойми, он слишком много убивал, и считает, что не вправе более брать в руки оружие.
— Но он же воин. Это даже издалека видно.
— Воин. Но слишком корит себя за это. Возможно, со временем, когда боль утрат притупится, что-то изменится. А пока оставь его. Может, ему понравится какое-то другое занятие.
Димьен лишь покачал головой, не веря, что после тысячи лет, прожитых воином, можно так легко изменить судьбу.
Но и сегодня, и через неделю, и через месяц Деймос продолжал упорствовать в своем решении не прикасаться к оружию. Вообще, с каждой новой ночью, проведенной в поместье этим вампиром, в Менестрес появлялось больше вопросов, чем ответов.
Раз принеся клятву служения, Деймос придерживался ее неукоснительно, ведя себя с поистине рабской покорностью, словно всегда был таким.
Вот только Менестрес знала, что это не так, и пыталась как-то растормошить, но любые ее поступки если что и вызывали, так это легкое недоумение, не более. Своим покорством, готовностью исполнить любой приказ, Деймос словно старался искупить свою вину. И, похоже, собирался так провести всю жизнь.
Ему ничего не было нужно, он даже не охотился, какой бы сильной не была жажда. И ведь в поместье было полно слуг, согласных пожертвовать небольшой толикой крови.
В результате Менестрес приходилось каждый раз присылать ему кубок с повелением выпить.
И если Деймос не стремился удовлетворить даже эту насущную потребность, то что же говорить о других? Никогда и никого он не приглашал в свою спальню, игнорируя заигрывания как людей, так и вампиров. Создавалось ощущение, что даже простое прикосновение было ему неприятно. Он, конечно, не отшатывался в ужасе, но это чувствовалось.
Глава 4
Почти через полгода у Менестрес состоялся разговор со своим верным другом и телохранителем:
— Деймос по-прежнему очень замкнуть в себе.
— Мягко сказано, — фыркнул Димьен. — Вообще невозможно понять, что у него на душе. Временами он словно кукла. Практически ничем не интересуется.
— Все это верно. И все-таки, он немного оттаял по сравнению с первыми днями.
— Соглашусь. Но этого еще слишком мало. Я не уверен, выживет ли он, оставшись один, с таким отсутствием желания жить.