— Ты не понимаешь! Я же молилась Съюн. Как ОНА могла такое допустить. Чтобы я позволила себе думать о тебе. И вообще… это кошмар какой-то.

— Наверное, это семейное, — попытался успокоить ее Ниваль, похлопав по плечу.

— Убери от меня свои руки! — Вскинувшись, как ошпаренная, взвизгнула Эйлин.

— Тьфу! — Ниваль отдернул руку и буркнул: — Теперь понимаю, в кого ты такая заполошная.

— Что семейное?!

— Нууу… тебя тоже будоражит все запретное. Загадочный и молчаливый паладин-изгнанник, связанный обетом. Или обаятельный и искрометный рыцарь Девятки… ммм… тоже…

— Слушай, ты, искрометный! — Вспылила Эйлин. — Если ты не прекратишь паясничать, к моим грехам добавится братоубийство.

Ниваль поднял руки.

— Ладно, ладно, молчу. У тебя совсем чувство юмора пропало.

Эйлин уткнулась в колени. В ее представлении все действительно выглядело хуже некуда. Мало того, что, хоть и почти невинные, но явно недостойные момента мысли о Нивале проникли в ее сознание, так они, оказывается, были еще и преступными. «И сны эти проклятые!»

Они несколько минут молчали. Ниваль перевернулся на живот, приподнялся на локтях и по-щенячьи провел бородатой щекой по руке Эйлин, обхватившей колено. Сестренка. У него вдруг поднялось настроение, так не к месту. Почувствовав его мягкое прикосновение, Эйлин вздохнула.

— Теперь уже не будет, как раньше.

— В смысле?

— У нас с тобой.

— Ааааа… понимаю. — Ниваль посмотрел на нее, склонив голову, и улыбнулся. — Исключены такие приятные вещи, как ничего не значащий и ни к чему не обязывающий флирт и небратские поцелуи.

— Да я тебя даже в лоб еще долго поцеловать не смогу.

— Неужели я такой противный? А мне казалось, ничего.

— Ой! Ты хоть сейчас бы уже не выпендривался! Я выросла сиротой и думала — неужели на всем белом свете у меня нет ни одного родного человека? Мечтала найти хоть кого-нибудь. И это оказался ты!

— Неприятность-то какая, — покачав головой, ответил Ниваль. — Ну, извини. Хотя, чего это я извиняюсь. Я тут ни при чем. Это отца надо благодарить.

— Отца, — эхом повторила Эйлин.

А ведь действительно, у нее есть отец. Не воображаемый, а вполне реальный. Их общий отец. Сам факт появления на свет от заезжего барда ее не шокировал. Она и так знала, что ее мать никогда не была замужем, а имя отца своей дочери скрывала даже от друга Дэйгуна. Хотя, Дэйгун мог догадываться. Может, потому и смирился с ее увлечением лютней, хотя поначалу демонстрировал недовольство этой «блажью».

— Слушай, расскажи мне о нем.

— Что тебе рассказать?

— Не знаю. Все. Что хочешь, рассказывай. Время у нас еще есть… Как он выглядит, сколько ему лет. Вообще, какой он. А он еще жив?

Ниваль пожал плечами, почесав бороду.

— Не могу точно сказать. Известий о его смерти я, во всяком случае, не получал. Выглядит… да, собственно, как я, только теперь уже, наверное, старый и потасканный. Хотя, он всегда был молодцом. С какой-то сумасшедшинкой в глазах. На таких до старости бабы вешаются. Веселый добряк, какой-то вечный человек-праздник. Ему должно быть около шестидесяти или больше.

— Ты не знаешь, сколько ему лет? — Искренне удивилась Эйлин.

— Мы не праздновали его день рождения. Зато на мой слеталась вся детвора из Доков. Он устраивал детскую ярмарку с представлением и фейерверком… А на следующий день снова принимался экономить и копить деньги. Только у него не очень получалось. Непрактичный он был. Мог влезть в долги, чтобы купить какую-нибудь дорогую безделицу, а потом подарить ее.

— М-да, наша с тобой фамильная бережливость явно не от отца.

— Точно. Но тобой папаша гордился бы.

Эйлин задумалась и тихо произнесла:

— Знаешь, из того, что ты мне рассказывал о вас, я поняла, что он и тобой гордился. Просто потому, что ты у него есть. Все-таки, тебе в чем-то повезло. У тебя был отец, который любил тебя, не скрывал своей любви, жил ради тебя. А у тебя никогда не было желания побывать дома, рассказать ему о себе?

— Трудный вопрос.

Он вздохнул, взъерошив волосы, и повторил:

— Трудный. По мере взросления, я совсем перестал понимать его. Он раздражал меня. И все эти женщины, которые вокруг нас крутились. Представь, правду о матери я узнал от соседей. Я не понимал, как он мог внушать мне заочную любовь к ней. За что? За то, что родила и выбросила из своей жизни, как щенка?

— Может, он чувствовал себя виноватым в том, что это произошло. Не хотел сеять в твоей душе ненависть.

— Теперь-то я это понимаю… Но я другой. Не могу вот так все забыть. У меня много претензий к нему, пусть кому-то они и кажутся надуманными. Я с трудом представляю себе нашу возможную встречу.

Эйлин поджала губы и покачала головой.

— А мне кажется, ты любишь своего непрактичного, непутевого старика. И думаешь, что без тебя он совсем пропал… Потому ты и боялся все это время дать о себе знать.