Машина замерла в полуфуте от его пальцев. Лезвия, шипы и буровые свёрла еще немного повращались по инерции, да и остановились рядом с Джошем и его отцом. Сигнальные огни громадной лесопилки застыли прямо у них над головой.

— Почему она это сделала? — спросил Джошуа.

Джонни бросил на машину короткий взгляд и сказал, глядя перед собой:

— Контрзавод, — сказал он. — Сейчас наоборот мотать будет.

Кланг! Вумп-вумпвумпвумп…

Машина пришла в движение — теперь ее лезвия двигались в обратную сторону. В последний раз нерешительно качнувшись вперед, стена лезвий начала отдаляться…

— Я не об этом, — сказал Джош.

…И вскоре они с Джонни остались под звездным небосводом одни, и только стрекот далекого прыгунца нарушал тишину прерии.

— Хочешь быть рейнджером — учи машины, — ответил Джонни, покашливая в ладонь. Он вытащил из-за пазухи медную флягу.

— С чего мать хотела меня убить? — спросил Джош.

Старый Джонни, успевший приложиться к фляге, стремительно терял интерес к теме.

— А бес ее знает, сынок, — сказал он. — Ее послушать, так ты этот самый. Антихрист какой-то, или демон. Зачатый в пороке. Поганые католики.

Он сплюнул и переступил с ноги на ногу.

После второй ночи под открытым небом слингера вдруг навестило желание податься в Вегас. Не потому, что он когда-то банковал или работал в цирке, и не потому что был наемным стрелком. А только лишь потому, что Пепел был свободным человеком и в тот конкретный момент посмотрел на небо. Податься-то он мог куда угодно, — желательно, впрочем, туда, где не шлялись ацтеки, шериф, мистер Кайнс и вся его скачущая денверская рать. Подальше от солнечных равнин Колорадо и солнечных ружей непонятной конструкции. Проще всего для этого было перейти Скалистые и перебраться на запад. На западе он еще не бывал.

День выдался пасмурный. Облака свисали с неба тяжелыми клочьями, а под ними висела сонная полуденная жара. За добрую сотню миль стрелку не встретилось ни единого животного — лишь насекомые чирикали в шуршащей траве, и клочья паутины дрейфовали в воздухе. Свинцовое марево клубилось в небе. Солнце блестело сквозь него тусклой монетой, и в южной части небосвода колебался его зловещий изумрудный двойник.

Глядя в облачные дворцы над далекой горной цепью, стрелок подумал о Воронке Мохаве. Там была вечная ночь. Там брала свое начало Стеклянная стена, выходившая из-под земли восходящей изумрудной спиралью. Когда на эту спиралевидную башню падал лунный свет, то в черном небе над Воронкой обозначался мираж: призрачный город с мостами, башнями, куполами и колоннадами. Пепел видел его лишь однажды, и то на картинке в «Географическом». В статье под картинкой утверждалось, что этот город-призрак — не более чем диковинный каприз атмосферы, отражение какого-нибудь настоящего города, преломлявшееся в ледяных кристаллах над облаками. Слингер знал, что такое мираж и что такое атмосфера, но всё равно хотел бы спросить этого автора, после какой рюмки и в каком кабаке тому довелось услышать эту версию. Пил ли он с тем, кто бывал у Воронки, в черных песках, на поверхности?

Тут слингер припомнил, что Игуана тоже собиралась в Вегас.

Вумп-вумп… вумп-вумп…

Стрелок насторожился. На этот раз он был уверен, что услышал звук — но тот прервался раньше, чем Пепел успел обратить внимание.

«Как ивовым прутом кто-то машет», — подумал он, на всякий случай опустившись в траву. Вумп-вумп. Звук снова повторился, и звучал он либо с неба, либо из-под земли.

Что-то припекало у слингера на груди — что-то в кармане плаща. Стрелок сунул ладонь за пазуху и едва не порезался. Там лежала бритва Игуаны.

Всё это Пеплу очень не нравилось.

Древний сарай изнутри напоминал высохшую грудную клетку или перевернутый остов корабля, давно потерпевшего крушение. Свинцовый день проглядывал меж его выгнутых ребер и ложился на приподнятый дощатый пол широким веером. Внутри сарая было пусто, голо и пыльно, зато весьма прохладно, а из дыры в полу торчал водяной насос с механическим приводом. Насос был старый и ржавый, но рукоять его, пусть треснувшая вдоль, была недавно смазана и работала исправно. Вода из гнутой трубки полилась прохладная и чистая, разве что горькая от меди. «Не ключ, но хоть водопровод», — подумал стрелок. Другую воду в прерии пить не стоило. В том же «Географическом», где был напечатан город-призрак, писали, что Шум часто начинается именно с заразной воды, а вовсе не от песка.

Напившись до легкой одури, слингер умылся и вымыл шею, потом выбрился приятно нагретым лезвием верховной жрицы. Вода журчала внутри Пепла с тем же звуком, с каким пропадала в сливном отверстии. Сквозь щели в полу нетрудно было разглядеть, что сливная дыра ведет прямо в землю, а сам насос питается из толстой медной трубы. «Неплохо», — подумал слингер. Теперь он мог идти вдоль трубы до самых гор, не опасаясь умереть от жажды.

Еще одна мысль навестила Пепла. Он уселся на корточки и внимательно изучил половицы. Между старых досок здесь и там застряло несколько мелких предметов и кусочков разноцветных металлов. Осторожно ковыряя дерево бритвой, стрелок освободил каждый, подул на него и аккуратно выложил перед собой. Потом снова принялся смотреть между половицами. В итоге он собрал целую коллекцию, в несколько рядов: старые капсюли, свинцовые дробинки, пару стреляных медных гильз. Пепел вынул Кочергу, вынул порох, уселся на дощатый пол и принялся снаряжать гнезда револьвера. Спустя минут двадцать в распоряжении Пепла было три выстрела: два вероятных и один теоретически возможный. На территории Колорадо слингер отныне считался преступником. «А преступники, — рассуждал он, — должны быть хоть как-то вооружены».

Он потрогал лезвие Игуаны. Оно до сих пор не остыло. Пепел собрался было осмотреть его поближе, пытаясь разгадать секрет подогрева, но шорох под стеной отвлек его.

Шумели снаружи. Слингер поднялся на ноги. Стараясь переступать коваными башмаками как можно бесшумней, Пепел подобрался к дверной щели. Потом выглянул за дверь. Кочергу он давно уже держал на взводе.

Около хижины возился увесистый рыжий кролик. Он лакал воду из натекшего ручья, дергая пятнистыми ушами и вскидывая к небу пушистый хвост. Пепел ухмыльнулся, осторожно взвел курок, приподнял локоть…