ПАФ-Ф-Ф-ф-ф-ф!

…И голова кролика стала облаком кровавого тумана. Зверек пулей пробил заросли и пропал, оставив на траве след из рыжего пуха.

«Это не Кочерга», — подумал стрелок. Он сделал шаг назад, отступив в самую черную тень, которую можно было найти в недрах сарая.

Та проклятая машина снилась потом Джошу годы и годы. Именно такой звук издавали ее лезвия: вумп-вумп. Когда Джошуа сбежал из дома и скитался по Арканзасу с бродячим цирком, он часто представлял себе, что безумная машина катится вслед за их караваном, и всякий раз отстает лишь ненамного, и перемалывает всё живое, что остается за горизонтом, не оставляя ничего на своем пути.

Трикси заставила Джоша сменить имя, чтобы сбить «дух машины» с его следа. Она пробовала много разных методов: Трикс была начинающей ведьмой, и он надолго стал ее единственным подопытным. В конце, избавившись от него, Трикси снова изменила его имя. Триксепочтекайотль не была суеверной, но всегда честно придерживалась той ахинеи, которой забивала себе голову.

А Пеплу всё равно иногда снилась эта чертова машина. А потом начинал мерещиться за спиной этот звук. Вумп-вумп.

Он содрогнулся пришел в сознание и насторожился.

Двое протиснулись в дырявую хижину по очереди — кто-то большой, за ним маленький. Большой выругался по-испански шепотом и чиркнул было зажигалкой, но Пепел зажег спичку на миг раньше — паф-ф!

— Надо же, — сказал он, прикуривая. — Какая любопытная дружба.

Конечно это были Пако и Ревущий Буйвол. Стрелок не без удовольствия отметил, что парочка замерла от неожиданности. Потом торговец ухмыльнулся, а индеец немедленно отвесил ему затрещину.

— Я сержусь на тебя, помощник, — произнес он металлическим голосом. — Ты потерял хороший ошейник. Убил опять недостойно, охотиться не умеешь. Запомни: настоящий охотник всегда сражается со зверем наравне.

— Как я тебе сражусь с ним наравне? — устало спросил Пако. — Это ж кролик, мадре.

«Ошейника на нем и впрямь нет», — подумал слингер. На шее торговца остался только запекшийся натертый след.

Зато армейская винтовка по-прежнему болталась у мексиканца на загривке, и телескоп ее по-прежнему был цел, а из змеиного сапога Пако торчал огромный нож-мачете с рубиновой рукоятью. При этом индеец не только оставался жив, но даже, вроде бы, командовал. Всё это как-то не клеилось.

Пепел выпустил дым. Он сказал:

— Это верно, у твоей винтовки узнаваемый голос. Будь я стариной Уилсоном, я бы…

— Старина Уилсон мёртв, — ответил Пако, не оборачиваясь. Он хрипло добавил: — То есть, жив, это самое. Пить, короче. Где моя колада морада?

И торговец наклонился к насосу.

— Мертв, но жив, — сказал Пепел и нахмурился.

Хруп!

Торговец нажал на рукоять. Пока он лакал воду, стрелок пялился на кольцо в носу Буйвола. «Крови один раз нюхнув, индеец хочет еще», — подумал он. У ацтеков, как и у майя, человеческая кровь считалась чем-то вроде наркотика либо запретного деликатеса. И никакого каннибализма, просто каплю-другую чужой крови в нос или в рот, в почитание древней традиции. Казалось бы, эти кровососы постоянно должны заражаться и болеть — но нет. За годы употребления сырой крови у индейцев выработалась феноменальная сопротивляемость. Сколько Фриско знал Трикси, она не болела ни разу, только отравилась однажды после укуса змеи.

Сколько Фриско знал Трикси, она постоянно добывала из него кровь.

— Помощник, — сказал Буйвол. — Объясни моему второму помощнику, что он должен делать. Я скоро вернусь и буду учить тебя и его. Потом я буду еще приказывать.

Пако уже держал для него дверь.

— Вон оно что, — сказал Пепел, глядя в спину удаляющемуся индейцу. — Значит, мистер Кайнс тоже? Мёртвый, но живой?

Торговец скривился и отрицательно помотал головой.

Между лопаток индейца тянулся плетеный ремень, а на нем болталось то самое ружье. Причудливая морская раковина, служившая ему затвором, самую малость горела и пульсировала во тьме, не оставляя сомнений в дьявольской природе оружия. Пучок облезлых перьев, закрепленный на костяном стволе ружья, болтался между ягодиц Буйвола будто птичий хвост.

— Его сестра выгнала из племени, — объяснил мексиканец, едва Буйвол удалился.

— Кого? Какого племени? — не понял слингер.

— Мотеро нашего, кого. Из ацтеков, из какого, мадре.

— Как это — «выгнала», что за бред? — Пепел нахмурился, припоминая слова шерифа. — Она сказала полиции, что никогда его не видела. Это не значит «выгнала». Она хотела его прикрыть.

— Ну выгнала же, слингер. — Торговец скорчился в ухмылке и потер руки. — Выгнала. Ты ж сам говорил, они всё в переносном. Не понимают ничего. А она говорит «я его не знаю». Ну и мотеро наш…

Вумп-вумп.

Мексиканец покосился вверх.

— Ты это тоже слышишь? — спросил Пепел. — Что это?

— Это люди, — Пако то ли скривился, то ли прищурился.

— Какие люди? — не понял слингер.

— Плохие, — ответил торговец, и отвел глаза.

Пепел затянулся в последний раз и потушил окурок.

— Я думал, это мы плохие, — сказал он.

— Колдунья твоя за нами охотится, — сообщил ему Пако.

— Какая еще колдунья? — спросил слингер.

Он покосился на торговца, но тот хранил невозмутимый вид. «Откуда он знает?» — подумал стрелок.