Черты лица заострились, скулы выпирали и, казалось, что если к ним дотронуться, непременно поранишься. Нижняя челюсть немного выдвинулась вперед, точно выражая некую, непонятную мне угрозу. Плотно сжатые губы напоминали тонкую нить. Но самым ужасным открытием оказались… глаза.

Потемневшие, голодные, жестокие, они мерцали ярко-бордовыми огнями.

По-прежнему не веря в происходящее, надеясь на глупую игру воображения, я остервенело отбросила телефон в сторону. Как только он коснулся пола — экран треснул. Я ожидала ответного всплеска агрессии от Данила, но тот даже не шевельнулся, отдавая все свое внимание мне.

— Что это такое?

Данил слегка скривился, уловив в моем тоне явное пренебрежение, но быстро скрыл проявленные эмоции.

— Ты.

Меня передернуло:

— Это неправда!

— Правда, Марта, — с раздражающим спокойствием возразил он. — Ты теперь Потрошитель и должна с этим смириться. Да, на полноценные изменения потребуется время, но ты уже такая же, как я. Потрошитель.

Он внимательно изучал мое лицо, впитывал, как губка, каждую эмоцию, что мне не удавалось скрыть. В этом внимании было что-то откровенное и настораживающее одновременно. А то, что он старался повторить ненавистное мне слово «Потрошитель», кажется, миллион раз — выводило из себя.

— Правда, твоя трансформация несколько отличается от привычной мне, но я намерен разузнать об этом, как можно больше и, как можно скорее.

— Что ты имеешь в виду?

Я все еще злилась и не принимала версию Данила обо всем произошедшем, но здоровое любопытство уже выпрыгнуло на поверхность.

— Трое суток без сознания — слишком много для обращения. Да, к тому же, изменения проходили тяжело. И цвет глаз у тебя отличается от обычного, что присущ Потрошителям. У мужчин он фиолетовый, а вот у наших женщин — синий, у тебя же красный.

Медленно, точно время приостановило ход, осознание случившегося стало проясняться. Как бы я не утверждала обратное, но слова одногруппника были убедительными и вполне логичными.

— Так я, по-твоему, еще и урод?!

Пожалуй, я даже могла уступить его дикой теории, но вот принять такое… Нет.

— Нет! — неистово прошептал мужчина. — Просто другая.

Меня охватило невыносимое чувство, словно я увязла в болоте, а выбраться не могу.

Данил пододвинулся ближе. Его горячая ладонь скользнула по моей ноге, отодвинула край, какой-то невообразимой туники, что была на мне, и остановилась на колене. Прикосновения обдавали жаром и заставляли меня нервничать еще больше, чем до этого. Скорее неосознанно, чем специально, я дернулась и отодвинулась, забившись в угол дивана, впритык к подлокотнику.

— Нет! — выкрикнула прежде, чем смогла остановиться.

Вместе с протестом с моих губ сорвалось глухое рычание.

Удивление, судя по реакции Данила, было обоюдным. Только если этот звук привел меня на грань паники, то одногруппнику явно понравился. Он даже не потрудился скрыть улыбку!

— Позволь мне помочь тебе. Успокойся, — начал он обманчиво спокойным, обволакивающим тоном. Одновременно пытаясь медленно сократить между нами расстояние.

— Я тебе не верю! — вскочив с дивана, я метнулась к окну, не зная, что предпринять. — Ты монстр и пытаешься подстроить меня под стать себе!

— Можешь не верить, — тяжело вздохнул Данил, поднимаясь. — Но ведь твоя вера все равно ничего не изменит.

— Верни все обратно! Я не хочу быть такой, как ты! — срываясь в крик, заломила руки в умоляющем жесте.

Лицо Данила потемнело. То ли от гнева, что волнами исходил от его тела, то ли еще от чего.

— Это невозможно, — сухо ответил он, приближаясь.

— Не подходи!

На мое удивление, Данил послушался. Он замер, а потом поднял руки, точно показывая, что безоружен.

— Хорошо. Не бойся. Ты слишком нестабильна в первое время после обращения. И тебе необходимо хорошо питаться. Я пойду в лес, соберу хворост, а ты пока постарайся успокоиться. Как приду, сможем поговорить и пообедать.

Мысли о еде не вызвали должного отклика. Мое тело все еще выглядело истощенным от длительной голодовки, но пробуждения аппетита сейчас я не чувствовала.

— Что ты сделал со мной? — прошептала ему в спину, дотрагиваясь до выпуклого шрама на шее в том месте, где почувствовала укус. Разве за три дня мог сформироваться такой грубый шрам?

Данил не только услышал мой тихий вопрос, но и, остановившись, развернулся, чтобы ответить.

— Так я сделал тебя своей. Теперь ты моя, Марта. Только моя.

Я не понимала значения этих слов.

— Кто ты? — выдохнула я, вскакивая с подоконника, на который успела присесть, и прижимая непослушные руки к груди.

— Я человек, — обезоруживающе улыбнулся Данил. — Я человек и я… лю… буду заботиться о тебе, Марта. Ты моя.

Сказав это, он не стал дожидаться ответа, а просто вышел за дверь. Оставив меня наедине с растрепанными чувствами.