Шрифт:
— Он жив?
— Ты сделала все, что могла. Теперь очередь за ним. Захочет выжить — выживет.
К моему разочарованию, ее слова не принесли должного спокойствия, а лишь разожгли смутную тревогу.
Бабушка словно почувствовала мрачное настроение, склонилась ко мне и заключила лицо в теплые объятья ладоней. Она принялась успокаивающе поглаживать мои щеки, не переставая глядеть на меня светлым, ласковым взглядом. В тот момент стало казаться, что в ее глазах собралась вся земная мудрость, которая манит меня, как драконов — злато, блестит, сияет, а дотянуться до него все не получается. То ли сил не хватает, то ли устремление мало.
— Не думай о плохом, деточка, — сказала она. — Ты сделала все так, как надо. Умница моя.
— Ну, какая я умница, буля? — неохотно вывернулась из ее объятий. — Я одногруппников своих помогла убить! А потом я их съела! Я монстр, каннибал, убийца!
Баба Стася с громким кряхтением села на лавку:
— Вот всегда ты, Мартуся, любила заранее выводы составлять.
— Ты о чем?
— Помнишь, как в речке змею увидала?
Я кивнула.
— Что ты тогда сделала? С диким визгом, голышом из воды на берег вылетела, да еще и детей всех рядом распугала.
— И что?
Я никак не могла уловить ход мыслей бабушки. Причем случай из детства к тому, что я стала убийцей?
— А то, что в речке был всего-навсего безобидный уж, а не чупчакабра, как ты кричала на все село, — лицо бабы Стаси озарила милая улыбка. — Вот и сейчас не зная броду, как говорится… Ты же не думала, что оказалась на том острове неслучайно, не правда ли? А то, что после расправы над одногруппниками совесть не ойкнула, не задумывалась? Ты же у меня добрая девочка, Мартуся…
От ласки так необходимой мне, что слышалась в каждой ее фразе, я не растаяла, а наоборот ощетинилась, как дикий, загнанный в угол зверек.
— Хоть ты не будь наивной по поводу моей «святости»! Ты ведь у нас одна из знающих, так не надо претворяться, что тебе не видна грязь, в которую я влезла по уши!
Бабушка нахмурилась, двумя пальцами взяла меня за подбородок, решительно удерживая взгляд, и строго ответила:
— Ты тоже такая же знающая, как и я, Марта. Только видеть еще не научилась, обиды и мысли глупые мешают истинному чутью дорогу дать. Если бы я углядела за тобой грех непростительный, то и помогать не стала бы.
— Но я ведь… убила их.
— Убила. А знаешь ли ты, что волки тоже убивают не всегда ради пропитания и забавы?
— Что? Причем здесь волки? — вконец растерялась я.
Бабушка перестала меня удерживать, вновь улыбнулась и я почувствовала, как охватившее меня ранее напряжение от серьезности ее тона, отпускает.
— Э-эх, молодежь, чему вас только в школе учат? — шутливо пожурила она. — Волки — санитары леса. Потрошители в какой-то степени тоже. Сосредоточься, Мартуся, и попробуй ответить мне на вопрос, почему Данил выбрал именно этих людей для прохождения периода жажды?
— Я…
— Ты знаешь, — решительно оборвала баба Стася. — Закрой глаза и представь себе одногруппников. Ты видишь их души? Они чисты?
Я совершенно не верила в реальное исполнение оговоренного, но искренне постаралась сделать именно так, как настаивала бабушка. Сначала перед глазами, кроме тьмы ничего не было, а потом стали проступать очертания одногруппников, замелькали картинки и события, в которых они были главными действующими лицами. Я будто бы смотрела на происходящее их глазами, как оператор за объективом камеры, что присутствует, но в кадр никогда не попадает.
— Скажи мне, — как издалека послышался скрипучий голос бабушки. — Ольга, она…
— Подкладывала тринадцатилетнюю сестру под богатых папиков, — глухо отозвалась я, видя подтверждение сказанному на внутренней стороне век. — О-о-о, Боже!
— А Дмитрий…
— Снимал все это на камеру и распространял на порно-сайтах… — тут же глухо отозвалась я.
— А Регина…
— Шантажировала папиков и находила новых, маленьких дурочек, которых можно использовать.
— Я же говорила, что у тебя получится, — похвалила баба Стася, ее голос вывел меня из странного ступора.
Дрожа, как осиновый лист, я старалась справиться с тошнотой, что подкатывала горьким комом к горлу. То, что сейчас промелькнуло перед глазами, было ужасным. Насилие. Кровь. Крики. Похоть. Все это било по мне кувалдой, сотрясая все клеточки и отдаваясь в сердце острой болью тех глупых девочек, что пережили это.
Откуда-то я точно знала, что ни одна из, так называемых жертв сговора моих одногруппников не рассказала никому о случившемся. О том, чтобы написать заявление в полицию и речи не шло.