А что, если в самом деле взять и потолковать обо всем об этом с Ликой? Как ни крути, а Ромку-то ведь спасать надо… Пропадает парень на глазах… Как-нибудь повлиять с двух сторон — может, и выправится…

Все более утверждаясь в этой благой мысли, Василий свернул в нужный проулок и уже у самого скока опять столкнулся с печальным Никитой Кляповым.

— Ну что? Видел Креста?

— Видел…

— Сказал?

— Нет…

— Почему?

Никита устало прикрыл глаза (раньше он в таких случаях снимал очки).

— Странно… — молвил он с жалкой улыбкой. — Дома я мечтал, что у нас в стране объявят когда-нибудь свободу слова… Мне как-то в голову не приходило, что свобода эта приходит не извне, а скорее изнутри…

Василий поймал себя на том, что мелко потряс головой.

— Ты о чем?

Никита медленно поднял веки.

— Понимаете, даже если отменить внешние, административные запреты (как это сделано здесь), все равно остаются запреты внутренние. Застенчивость, нерешительность. Да элементарная вежливость, наконец!

Василий продолжал оторопело глядеть на Никиту Кляпова.

— Так ты… чего хочешь-то?

— Боюсь, что уже ничего, — удрученно ответил тот. — Просто с некоторых пор я заподозрил, что дело и раньше заключалось не в общественном устройстве, а во мне самом…

Телескоп издал жалобный щебет. Он тоже ничего не понял. Никита Кляпов вздохнул и, с ласковой рассеянностью взглянув на зверька, двинулся дальше. Василий ошалело посмотрел ему вслед, выругался изумленно и ступил в скок…

Уютный колышущийся сумрак родного жилья ласково обнял зверька и его хозяина.

— Гость! — пронзительно чирикнул Телескоп. Василий обернулся — и замер. В глыбе-качалке, овеваемая легкими цветными волнами, сидела Лика.

— Вы уж простите, Василий, что ворвалась к вам без спросу, — взволнованно заговорила она, вставая. Серые глаза ее были тревожны. — Но ждать возле вашего скока я тоже не могла. Сразу поползли бы сплетни… В общем, сами понимаете…

— Что-нибудь случилось?

— Н-нет… Пока еще нет… Василий расслабился.

— Ага… — озадаченно молвил он, берясь за подбородок тем же задумчивым жестом, каким раньше брался за козырек. — Да вы садитесь, Лика, садитесь… — спохватился он вдруг. — Будьте как дома.

При этих словах он как бы невзначай окинул взглядом свое жилье и, в общем, остался им вполне доволен. Сегодняшним утром к глыбе-качалке добавился еще и столик — плоский сверху и снизу камушек полуметровой высоты, выторгованный за семь сереньких тюбиков у прижимистой Клавки. Стена тоже выглядела внушительно. Инструмент (четыре предмета) покоился на хромированных крюках, выломанных в самом центре светоносной рощицы, куда еще не всякий сунется. Тускло лоснились тяжелые чугунные складки фартука.

Солидно, солидно…

— Телескоп, — барственно распорядился Василий. — Света добавь…

И пока тот бежал вприпрыжку к стене за своей железячкой, а потом обратно — к рощице стеклистых труб, Василий подошел к молочно-белому причудливому столику-глыбе и сел напротив гостьи — на кабель. Вскрикнул перерубленный белый световод, зато три-четыре ему подобных вспыхнули поярче, сразу прояснив подвижный цветной полумрак.

— Дьец? — вопросительно чирикнул Телескоп, готовый к дальнейшим действиям.

Василий закашлялся. «Хвост тебе надрать!» — смущенно подумал он.

— Нет, одного хватит, — сказал он, искренне надеясь, что это Телескопово словцо Лика слышит впервые. — Ломограф свой повесь на место, а сам давай поухаживай за гостьей. Графинчик — в баре, колпачки и закуска — тоже…

Лика ошеломленно следила за тем, как польщенный высоким доверием Телескоп скачет к простынке, за которой, надо полагать, скрывалась ниша, именуемая баром. Вот он появился оттуда с подно-сиком, на котором действительно стояло что-то вроде графина, наполненное на две трети рубиновой жидкостью, пара колпачков и несколько капсул — лимонных и пурпурных. Осторожно переставляя кривые опушенные серебристым мехом ножки с розовыми пролысинками на коленях, лупоглазый мажордом опустил подносик на стол и отпрыгнул, гордый собою.

— Зать! — немедленно потребовал он.

— Конечно, — сказал Василий. — Заслужил. Держи…

Лика перевела широко распахнутые глаза с пушистого слуги на осанистого хозяина. Зрачки ее дышали.

— Так вот вы их зачем… — с огромным уважением выговорила она. — А наши-то дураки смеялись… — Лика тряхнула волосами. — И какое, главное, облегчение в хозяйстве…

— Да я над этим поначалу даже и не думал, — признался Василий. — Просто, гляжу, симпатичные зверушки…

И он протянул мощную свою пятерню к графинчику.