Шрифт:
Чуть левее колодца четверо воинов окружили Йару: он пытался вырваться, но весело гогочущие чужаки стояли стеной. Йару попробовал боднуть одного лбом, — тот, рассмеявшись еще громче, отшвырнул его от себя. Йару упал. Не помня себя, Эйки ринулась к нему. От собственного крика звенело в ушах…
Беготня у колодца прекратилась. Лежащие приподняли головы. Грубые обветренные лица — молодые и не очень. Глаза, шарящие по ее телу. Внутри все сжалось от страха. Сейчас они кинутся на нее, как волки на отбившуюся от стада овцу…
И тут с негодующим воплем: «Зя!» — вскочил на ноги возившийся в пыли Йару. Волосы всклокочены, одежда изорвана, нос запачкан чем-то темным… Кровь! Метнулся к оружию, схватил тяжелое копье и, неловко держа его, двинулся на чужаков. Алчущий крови наконечник, выкованный за морем, тускло блеснул на солнце. Словно сверкнули клыки ощеренной волчьей пасти…
— Йару! Брось его, брось!
Кто-то схватил ее сзади, — горячее дыхание мужчины, лица которого она не видела, обожгло шею, а Йару, упрямо нагнув встрепанную голову, шел на врага, и впервые не было улыбки на его лице.
Не успел замереть ее крик, как один из волков молниеносным движением вырвал у неуклюжего Йару копье. То, что произошло в следующее мгновение, она не увидела, а услышала — чавканье металла, пронзающего живую плоть…
Во взгляде Йару не было ни боли, ни ужаса, только удивление. Точно так же он смотрел, получая от мальчишек тычки, — и молча упал, едва волк выдернул копье из его груди. Удерживавшие ее руки разжались, и она бросилась к беспомощно распростертому телу. Бросилась и напоролась на удар, — рослый воин бил вполсилы: зачем убивать девчонку, когда с ней можно вдоволь натешиться, а то где найдешь в этом диком краю баб? Распаленный взор, хриплое от вожделения дыхание — вот-вот шагнет к ней, сорвет платье…
Внезапно он замер. Все замерли.
— Гэрг! — вырвалось одновременно из множества глоток. — Гэрг…
Огромными прыжками к ним мчался Одноглазый, а волки заворожено смотрели на него и не трогались с места.
Молча, стремительно бросился он на убийцу Йару, и, сцепившись в смертельном объятии, рухнули оба на землю. Хрип из оскаленного рта и хрип из оскаленной пасти… Пес, в чьих жилах текла волчья кровь, метил в горло, в ходящий ходуном кадык, но противник выставил вперед защищенное наручами предплечье. Челюсти Одноглазого сжались, однако вдавленный им в землю двуногий зверь изловчился выдернуть из ножен на поясе кинжал. В мертвой тишине снова раздался чавкающий звук входящего в живую плоть железа, и могучий пес в агонии заскреб лапами по залитой кровью земле…
Вдруг лик солнца заслонили тучи, небо почернело, и яростная вспышка молнии разорвала его в клочья, сопровождаемая гневным раскатом грома. Больно ударил в уши крик — пронзительный крик невесть откуда взявшейся белой птицы. Чужаки сбились в кучу, а когда очередная вспышка молнии вновь вспорола мрак, и гром грянул с удвоенной силой, они, как поджавшие хвосты переярки, попятились и побежали прочь.
Держа голову Йару на коленях, сидела Эйки на земле. Ливень смыл с мертвого лица кровь и грязь, но оно по-прежнему хранило удивленное выражение. Разбитые губы будто спрашивали: за что?
За что? Нэкэ, отец, Йару… Никого у нее не осталось. Одна на белом свете. Но сейчас рядом кто-то был: она спиной ощутила это и, похолодев, обернулась… Волк! Что он делает здесь? Почему не убежал со всеми? Эйки впилась взглядом в недвижную фигуру. И сжалось, перестало биться сердце. Это лицо… Она уже видела его. В первую ночь в мадане. В ту самую ночь, когда, обернувшись птицей, летала над чужим берегом, где у края утеса стоял юный воин и смотрел вдаль. Сейчас его взгляд был устремлен на нее. Взгляд бездонный, как море…
Волк шагнул к ней, протянул руку — на широкой ладони блеснули раскинутые крылья морской птицы.
Молча взяла Эйки свой амулет. Этих крыльев коснулся чужак. Память о матери осквернена… Пусть не его клинок нанес Йару гибельный удар, но он тоже пришел из-за моря на парусах смерти. Опустила глаза, не желая глядеть на него, а он не уходил. Сказал что-то — будто камешки во рту перекатывал — и показал рукой в сторону, где скрылись его соплеменники, потом — на доспехи с оружием. Ну, конечно… Они вернутся за ними.
Надо было уходить. Но Йару тяжелый, одна она его не утащит. К тому же убитого не примут Пещеры предков — тело его должно быть предано матери-земле, и лишь мужчина может отверзнуть ее лоно. А в Дэкире сделать это некому, остались старики да мальчишки… В голове мелькнула мысль, от которой она в первое мгновение пришла в ужас: позволить отродью племени убийц дотронуться до несчастного Йару? Душа, не успевшая отлететь далеко, может испугаться…
Но выбора не было. Волк чужак, но он мужчина. Мужчина, могущий отверзнуть земное лоно. И все же решиться было трудно, пока он не подошел к распростертому на земле мертвому псу — поднял голову к небу, и Эйки услышала леденящий сердце вой — так выл Одноглазый, почуяв гибель хозяина. Теперь этот вой провожал его самого. Волк распознал волчью кровь. Затем наломал в придорожных кустах веток и забросал его. Укрыл мертвого от живых…