— И что же они нашли?

— Твою фамилию. Похоже, он ждал тебя к четырем часам в тот день, когда его убили, то есть вчера. Но в отделе убийств не придали особого значения этой записи. Согласно результатам вскрытия, Фрэнк умер задолго до четырех часов дня.

Больше я не мог выдержать.

— Чего ты хочешь, Огден? Говори прямо.

Он оглядел пустой вестибюль, наклонился ко мне, постучал пальцем по лацкану моего пиджака.

— Я хочу войти в долю.

— Места для тебя нет.

— Позаботься о том, чтобы оно появилось.

— Это невозможно.

— Двести пятьдесят тысяч — большие деньги.

— Мне не нравятся тюрьмы.

— Какие еще тюрьмы? Ты обменяешь деньги на щит. Музей будет счастлив. Но ты возьмешь меня с собой, и второй обмен произведу я сам. Денежки приплывут к нам, мы их поделим поровну. Кто будет возражать?

— Воры. Им это не понравится.

— Кому они пойдут жаловаться?

— О Боже, они могут написать письмо в любую газету. Его не опубликуют, но отнесут в полицию, и следующие десять лет мне придется видеть небо в клетку.

На лице Огдена вновь отразилась жадность. Его влажные губы зашевелились, поначалу беззвучно, а взгляд сощуренных глаз уперся в меня.

— После моего обмена воры не станут никому писать. В этом вся прелесть. Им будет не до жалоб.

Я ответил не сразу.

— Я тебе верю. Ты позаботишься о том, чтобы они никому не пожаловались.

Он вновь оглядел вестибюль отеля.

— Мне пятьдесят три, Сент-Ив. Через пару лет я уйду на пенсию. Сто двадцать пять тысяч скрасят мне жизнь.

— Получи их со своих шлюх, Ощен. Не с меня.

— Возьми меня в долю, Сент-Ив.

— Нет.

— У меня есть что предложить взамен.

— Я уже понял, что ты пришел не с пустыми руками.

— Видишь ли, Сент-Ив, — он перешел на шепот, — я знаю, кто воры.

Он радостно улыбнулся, обнажив все тридцать два вставных зуба, покивал, повернулся и зашагал к выходу, в летнюю ночь.

— Мистер Сент-Ив, — крикнул от стойки Чарли, — лифт не работает.

Когда я проснулся в семь утра, за окном лил дождь. Капли барабанили по окну, а я стоял у плиты, дожидаясь, пока закипит вода, чтобы выпить чашечку растворимого кофе. Взбодрившись кофе и первой утренней сигаретой, я позвонил в Ис-терн Эйрлайнс, где мне ответили после четырнадцатого звонка. Все полеты на Вашингтон отменили. В столице тоже лило как из ведра. Наверное, дождь шел над всей планетой.

Оставалось выбрать между автобусом и поездом. Я позвонил в Пенсильвания сентрал рейлроуд. Там скучающий мужчина в конце концов сознался, что поезд в Вашингтон отходит в восемь часов и он даже может продать мне билет.

Я набрал номер портье и попросил к телефону Эдди, дневного коридорного.

— Ты получишь два доллара, если через десять минут, когда я спущусь вниз, у подъезда будет стоять такси.

О Господи, мистер Сент-Ив, я же промокну насквозь!

Я вздохнул.

— Три бакса.

— Идет. Три бакса. Между прочим, та лошадь, на которую вы поставили…

— Выиграла?

— К сожалению, нет.

— Жаль.

— Да, тут уж ничего не поделаешь. Хотите поставить сегодня на другую?

— Нет времени.

— Если хотите, я поставлю за вас.

— Эдди, мне нужно такси.

За четыре минуты я оделся, положил в дорожную сумку рубашку, белье, носки, туалетные принадлежности — на это ушло еще две минуты, добавил бутылку виски, постоял минуту у починенного лифта и подошел к стойке через девять минут после того, как закончил говорить с Эдди, небритый и неумытый.

Чемодан мне отдали, Эдди каким-то чудом удалось поймать такси.

— Я весь промок, — заявил он, принимая от меня три доллара. Вероятно, эту фразу следовало расценивать как благодарность.

Водитель хмыкнул, когда я назвал ему пункт назначения, и ворчал всю дорогу к Пенн-стейшн. Милю, разделявшую отель Аделфи и вокзал, мы преодолели за пятнадцать минут: по меркам утреннего дождливого Манхаттана, должно быть, установив рекорд скорости. В семь сорок я уже стоял у кассы, вслед за женщиной, которая хотела доехать поездом до Кат-бэнка, что в штате Монтана. Ехать она собиралась не сегодня, но на следующей неделе, а может, неделей позже, в зависимости от того, когда родит дочь, но желала заранее получить всю необходимую для дальней поездки информацию. Кассир также оказался неравнодушен к младенцам, и они обсудили, кто лучший первенец — мальчик или девочка, прежде чем он протянул руку к толстому справочнику, чтобы определить, какие поезда и когда ходят в Катбэнк. Наконец он продиктовал женщине, как той ехать, она все записала, после чего они вновь поговорили, на этот раз о погоде.