«Надо подождать», — подумал Семен и тут увидел переднего конного в металлическом шлеме, в сияющих бляхами бахтерце. По богатому убору всадника и его вороного коня Семен догадался: «Какой-то воевода». А за ним рядами по трое, по четверо, теснясь на дороге, скакали войны. Семен начал было считать по рядам и где-то на полусотне сбился от внезапно явившейся мысли: «Мать честная, так это ж они на нас скачут. Как я не сообразил? Надо скорей предупредить наших. Успеть бы. Ох, Господи». Он стал задом, задом отползать от ветлы. Вставать в рост боялся, могли москвичи заметить. Лишь когда углубился до того, что и сам уже не видел конных, только слышал стук копыт, Семен вскочил и во весь дух припустился назад. В голове одно стучало: «Успеть, успеть, успеть».

Где ему было пешему тягаться с конницей.

Князь Скопин-Шуйский, возглавляющий отряд, увидев впереди через редкий лесок конных, высоко поднял руку, привлекая внимание воинов, махнул ей и пустил коня в слань [38] . Знак этот означал одно, князь призывал следовать его примеру.

Сотник Чабрец, увидев выметавшихся из-за леса конников со взнятыми ввысь клинками, заорал с надрывом: «На конь!» Сам прыгнул в седло, не успев и взнуздать своего коня — не было времени.

Отряд был застигнут врасплох. Москвичи же мчались сплоченной массой, готовой рубить, колоть, уничтожать, воодушевляемые самим князем.

Ратники Болотникова, подзабывшие за последнее время воинское мастерство, когда города встречали их не оружием, а хлебом-солью, сочли за лучшее бежать. Исполнив команду сотника «На конь!», возопили в несколько глоток:

— Спасайся, братцы!

Менее чем в четверть часа все было кончено. Паника плохой советчик в сражении.

Посыльный Семен, изнемогший от бега по лесу, прибежал, когда на опушке уже хозяйничали москвичи, снимая с убитых оружие, ловили носившихся по полю бесхозных коней.

Семен лежал в бурой траве под кустом шиповника и плакал, видя, как москали обратали его Буланку, лезли в переметную суму, грызли его сухари. Плакал от бессилия, что не может помочь своему конику, что потерял всех своих товарищей. Чутким ухом ловил обрывки разговоров, доносившихся с опушки.

— Михаил Васильевич, вот сотникова сумка.

— Сколько их утекло?

— Да человек двадцать, не более.

— …Ах ты ж гад, еще и ворохается.

— Ты гля, какая добрая сабля. А?

— Надо по кустам пошарить, может, кто уполоз.

Услышав последние слова, Семен быстро заелозил, уползая задом в лес подальше от опушки. Найдут — не помилуют. Потом вскочил и во все лопатки кинулся прочь в сторону Москвы. Надо было исполнить приказ Чабреца, даже если его и убили.

Царь Василий Иванович, обуянный в последнее время отчаянием, доходившим до мысли о самоубийстве, услыхав о победе племянника на Пахре над болотниковцами, так обрадовался и воспрянул духом, что позволил себе даже пошутить над воеводами:

— Что старики, утер вам нос князь Михайло? Утер.

Мстиславский и Трубецкой смолчали, но брат царя Дмитрий, тоже не раз битый Болотниковым, огрызнулся:

— Этак бы и дурак смог, если неожиданно выскочить.

— Коли ты такой умный, Дмитрий, так чего ж не наскакивал внезапно?

— Так случая не было.

— Случай такой самому творить надо, а не ждать, когда он к тебе пожалует, братец. Забыл, как это створил наш пращур Александр Невский со шведами?

— Хых, — изморщился Дмитрий, — нашел с кем сравнивать Мишку-сопляка.

— А что? И Невскому на Неве двадцать лет было, и Мише сейчас столько же. Так что сравнение очень даже подходящее, Митя. Не завидуй.

Прокопий Ляпунов в который уже раз подступал к Болотникову с одним и тем же:

— Иван Исаевич, мы уже под Москвой, не сегодня завтра возьмем ее, где Дмитрий Иванович — наш государь?

— Но он пишет, что скоро будет.

Мы это уже сто раз слышали, Иван. Перестань морочить нам голову.

— Как ты смеешь так со мной разговаривать? — вскипел Болотников.

— А ты не ори на меня, — недобро прищурился Ляпунов. — У меня ведь сабля не короче твоей.

— Ну будет вам, будет, — вмешался Шаховской. — Москва почти у нас в кармане, время ли ссориться.

— В кармане, — изморщился Прокопий. — На Пахре полк вырубили.

— Это случайность, старшина зазевался, — сказал Шаховской. — К нам уже Владимир, Вязьма перешли. Москва почти в окружении. Шуйскому считанные дни осталось царствовать. На этот раз плахи не минует.

— Вот почему я и спрашиваю Болотникова: где государь Дмитрий Иванович? Шуйскому голову срубить дело нехитрое, а кто же на престол тогда?