Однажды перед каникулами

Аннотация
Рассказ Александра и Энны Аленник «Однажды перед каникулами…» был опубликован в журнале «Костер» № 5 в 1947 году.

12 мая газета лежала в классе, на учительском столе. Статьи, заметки и «Майский марш» были переписаны ответственным редактором Яшей Рокотовым и наклеены на большой лист плотной, белой бумаги. Оставалось сделать художественную рамку, рисунки и написать ноты. — Где Геня? — спросил у членов редколлегии Яша Рокотов. — Геня ходит по коридору и придумывает музыку, — сказал заведующий отделом происшествий Сережа Стульчиков. Яша от досады наморщил лоб и хлопнул ладонью по парте. — Откуда ты знаешь, что придумывает? Может быть, он просто ходит? — Придумывает! — сказал Сережа. — Когда он ходит по коридору, смотрит вверх и натыкается на первоклассников — он всегда придумывает музыку. В это время открылась дверь, и с большим кожаным портфелем в правой руке вошел самый маленький и самый солидный ученик в классе — Шурик Громов. (Ему приходилось высоко поднимать правое плечо, чтобы портфель не волочился по полу). За Шуриком вошел высокий, немножко встрепанный Геня, за Геней — целая шеренга ребят. — Тише! — закричали ребята. — Генька придумал музыку! Сейчас споет. Геня подошел к доске и, притоптывая в такт ногой, запел «Майский марш». Гремит салют победы — орудия палят. Взвиваются ракеты и над Невой летят. Мы многое узнали за этот год И радостно встречаем весны приход. Весною время жаркое у всех у нас — И дружно мы шагаем в четвертый класс! — Здорово! — одобрил Яша Рокотов. — Вот это мотив! А Шурик Громов сказал: — Да, шагаем, а Петька Куликов? — Здра! — заорал Петя Куликов, вбегая в класс и подбрасывая под потолок свою полевую сумку. — А мы вчера уже сняли дачу! Свежий воздух знаете как выращивает человека? Я за лето всегда вырастаю на два сантиметра больше чем за зиму! — Грамматику выучил? — перебил Шурик. — Учил я ее, — сказал Петя, и лицо у него сразу стало скучное-скучное. — Шурик, поспрашивай его, — сказал Яша. — Ты хорошо спрашиваешь. — Лучше пусть не Шурик, — попросил Петя. — Он задает трудные вопросы и не подсказывает. Лучше пусть спрашивает Генька или Сережа. — Пусть Генька, — согласился Яша. — У нас еще полно дел. Геня пошел по проходу к самой последней парте, за ним поплелся Петя. Все остальные продолжали совещаться у газеты. — Перед пением Геня споет марш Зое Ивановне. Зоя Ивановна напишет ноты. Ноты надо поскорее передать струнному оркестру, чтобы к двадцатому он успел выучить, — быстро говорил Яша, не отрывая глаз от последней парты, и вдруг закричал: — Опять он ничего не знает! На парте чинно сидели Геня и Петя. Сначала Геня задавал вопрос, потом Петя открывал рот и молчал. Потом Геня отвечал на свой вопрос, а Петя повторял. — Пусть Шурик нарисует его в газете, тогда узнает! — сказал толстый, краснощекий Коля. — Нет, не надо! — Нет, пусть нарисует! — Ольга Михайловна сказала: она не будет с нами сниматься, пока есть в классе двойка! — И еще сказала: если есть двойка, значит никакой фотографии на намять я не заслужила! — Не надо рисовать, — прекратил спор Яша, — лучше мы устроим ему опрос всем классом. — Ладно, — сказал Шурик. — Я оставлю Петьку на последний день. Не будет двоек — не буду рисовать. Будет двойка — нарисую карикатуру. И пусть он тогда снимает пионерский галстук. — Правильно, пусть снимает, — единогласно решили ребята. — А какую ты сделаешь рамку? — спросил Коля. Шурик задумался. — Нарисуй кругом ветки, и пусть на них распускаются листья. — Я не могу, чтоб распускались, — сказал Шурик, — я смогу или чтобы уже распустились или чтобы еще были почки. — Тогда лучше, чтобы уже распустились, — подал голос Геня. — Ладно, — сказал Шурик. — Кругом будут ветки с листьями. Посередине я нарисую Ольгу Михайловну, а по бокам — круглых отличников. — А как ты себя нарисуешь? — спросил Сережа. — А как ты себя нарисуешь? — спросил Сережа. — Прямо не знаю, — ответил Шурик. — Себя рисовать очень трудно, но я посмотрюсь в мамино зеркало. — Правильно! — сказал Яша. — Все художники так делают. Шурик свернул газету трубкой, вытащил из кармана веревочку и, перевязывая трубку, добавил: — Ноты я нарисую тушью, а скрипичный ключ будет серебристый. — Вот увидите, наша газета опять будет лучше всех, — сказал восхищенный Коля. Пришла Ольга Михайловна. Прозвенел звонок, и начались уроки. Петя Куликов получил по грамматике тройку с минусом. Он был очень доволен и в раздевалке сказал: — Эх, прожить бы на свете без двоек! — Спохватился! — сердито буркнул Яша Рокотов. А Геня пропел: — Двойка гадость, и тройка не радость. — Вам хорошо рассуждать, — разозлился Петя, — к вам пятерки сами лезут. — И ушел, сердито хлопнув дверью. — Не они к нам лезут, мы к ним лезем, — крикнул ему вдогонку Сережа. У школьного подъезда Сережу ждал Бобик. Он лежал на согретом солнцем асфальте, положив морду на лапы, и смотрел на дверь. Вдруг он вскочил и в восторге замахал хвостом. В дверях показался Сережа, за ним Коля и Шурик. В правой руке Шурик нес портфель, а в левой — свернутую трубкой газету. Сережа с Бобиком пошли в одну сторону, а Шурик с Колей — в другую. — Шурик, — по дороге сказал Коля, — ты не носи всегда портфель в правой руке. Ты носи по очереди: день в правой, день в левой. У тебя тогда станут высокие, ровные плечи, они будут понемножку подталкивать шею и в конце концов ты вырастешь. Коля повернулся к Шурику, но рядом его уже не было: Шурик стоял под старым вязом, который рос у тротуара, и смотрел на показавшиеся из почек светлозеленые листочки. — Ладно, — сказал Шурик, — можно нарисовать, чтоб распускались. До свидания, Коля! — До свидания! 19 мая, вечером, Шурик вместо карикатуры на Петю Куликова нарисовал в газете почтовый ящик и написал на нем «Давайте летом переписываться». 20 мая он свернул газету, перевязал веревочкой и понес в школу. Поднимаясь по лестнице, он споткнулся о свой портфель, больно ударил ногу о перила и скатился с четвертой ступеньки на площадку. Портфель упал, но задержался на ступеньке, а свернутую трубкой газету Шурик не выпустил из рук и очень обрадовался, что она не помялась. Класс был в полном сборе. Когда Шурик вошел, все повскакали с мест и зашумели. А Яша Рокотов сразу вытащил у Шурика из подмышки газету и крикнул: — Сядьте за парты, тогда всем будет видно! — Я сам покажу, — сказал Шурик. Он, чуть прихрамывая, подошел к учительскому столу, развязал веревочку, стал на стул и начал медленно разворачивать газету чистой стороной к себе. Газета закрывала Шурика. Лиц ребят он не видел и удивился, что в классе стало так тихо. Все молчали. Вдруг он услышал голос Сережи Стульчикова. Сережа сказал очень странные слова: — Схема регистрации электрических колебаний электронной плазмы. После этого все закричали: — Вот так газета! — Ты что принес? — Что это такое? Шурик повернул газету к себе и вместо статей, заметок, «Майского марша», вместо веток с распускающимися листьями увидел много некрасивых, кривых черных линий, а над ними печатными буквами были написаны слова, которые сказал Сережа. Шурик прочел эти слова и выронил газету из рук. Все бросились к нему. Шурик стоял на стуле и молчал. — Ты, наверно, перепутал с кем-нибудь в квартире, да? — спросил Яша Рокотов. — Скорей бега домой! — Скорей отнеси эти колебания и принеси нашу газету! Шурик стоял на стуле, смотрел на черные линии схемы и молчал. — Скорее же, Шурик! Что так стоять? — сказал Яша Рокотов. — Надо повесить газету в зале. Скоро начнется торжественная часть. Пошли вместе! Шурик опустил голову. — Я не перепутал, — тихо сказал он, — мы живем одни. — А с папой не мог? — спросил Коля. — У папы не бывает электрических колебаний. Он сталевар. — Что же это в конце концов такое? Вспомни все как было, — потребовал Геня. — Сегодня я развернул газету… — начал рассказывать Шурик, но его перебил Сережа. — Когда сегодня? Утром? Надо подробнее. — Сегодня, перед тем, как идти в школу, я развернул газету. Сделал подлиннее хвостик у одной ветки. Потом свернул газету. Завязал веревочкой. Положил подмышку. Взял портфель и пошел в школу. На улице я не останавливался. Только немножко посмотрел на дерево. В раздевалке я отдал курточку тете Кате и скорее побежал по лестнице. На лестнице я споткнулся и скатился вниз. Но газету я все время крепко держал в руке. И опять стало тихо в классе. Никто не мог понять, откуда вместо газеты, взялись эти кривые, черные линии. Но все знали, что Шурик не врет. — А может быть, там, на лестнице… — начал Петя Куликов таинственно. — Что, что может быть? — закричали ребята, с надеждой глядя на Петю. Петя открыл рот и замолчал. — Вот жуть! — закричал Коля. — Тише, ты, — сказал Яша и посмотрел на Сережу Стульчикова. Все зашептались и тоже посмотрели на Сережу Стульчикова. Он тихонько сидел на четвертой парте у окна, полузакрыв глаза, но его лицо становилось все хитрее и хитрее. Вдруг он встал, подошел к столу, свернул схему, сунул ее подмышку и, сказав: — я сейчас, подождите, — выбежал из класса. Сережа быстро спускался по лестнице, перемахивая через три ступеньки сразу. Быстро пробежал раздевалку, мелькнув перед тетей Катей, и открыл дверь на улицу. Бобик лежал на своем месте, равнодушно поглядывая на прохожих. — Сюда, Бобик! — крикнул Сережа. Овчарка прыгнула к нему, но в дверь не входила. Она знала, что школьного порога ей переступать нельзя. — Сюда, за мной! — приказал Сережа и пошел к вешалке. Овчарка весело побежала за ним. — Тетя Катя, — попросил Сережа, — пусть Бобик побудет у вас. Он каждую секунду может понадобиться. — Что ты! — возмутилась тетя Катя. — Не могу я принять собаку на вешалку. — Никто не увидит, — сказал Сережа. — Все украшают зал к вечеру. — Все равно, не приму. Тон у тети Кати был категорический. Тогда Сережа быстро развернул схему и дал Бобику обнюхать. Бобик навострил уши, с любопытством начал разглядывать кривые линии и водить по ним влажным носом вверх и вниз. Ничего подобного нюхать ему еще не приходилось. — Хватит тебе, — сказал Сережа. — Ищи след! Но Бобик не отвел носа от схемы, пока не пропутешествовал по всем зигзагам кривой, до самого конца. «Это хорошо, — сворачивая схему, подумал Сережа, — теперь и на затоптанном месте найдет». А Бобик уже забегал по раздевалке, обнюхал длинную скамейку, положил на нее морду и сердито заворчал. Потом стал на задние лапы и с громким лаем прыгнул к тонкой решетчатой перегородке, за которой у вешалки стояла тетя Катя. — Да что это за наказание! — закричала тетя Катя, отскакивая назад и прячась за детскими пальто. — Сейчас же уведи собаку, а то завуча позову. — Хорошо, — сказал Сережа, внимательно следя за Бобиком. А Бобик лаял еще громче и бросался на тонкую решетчатую перегородку, отделявшую от него тетю Катю. — Ну, сущий волк! — еще громче закричала перепуганная тетя Катя. — Да он все как есть тут сокрушит! — Бобик, ко мне! — строго сказал Сережа. Овчарка тотчас прыгнула к нему, но когда Сережа выводил ее на улицу, она глухо рычала. Оставив Бобика у подъезда, Сережа вернулся в раздевалку. — Чтоб это было в последний раз, — сердито сказала ему тетя Катя. — В последний, — ответил Сережа и спросил: — кто приходил в школу вот с таким свертком? — Шурик маленький приходил. — А еще кто? — Учитель восьмых, что ли, классов приходил. — Он здесь? — Нет. С полчаса, как оделся и ушел. — А когда одевался, сверток на скамейку положил? — Трубу эту? Положил, потом с Софьей Андреевной поговорил, а она ему еще на прощанье сказала: «от души желаю вам успеха». Сережино лицо стало очень встревоженным. Он побежал по длинному коридору к директорскому кабинету и постучал в дверь. — Войдите! — послышался голос Софьи Андреевны. Когда Сережа вошел, она сидела за столом и писала. — Здравствуйте, Софья Андреевна! — сказал Сережа. — Кому вы сегодня сказали: «от души желаю вам успеха?» Высокая, полная и всегда спокойная Софья Андреевна так удивилась, что даже встала, а с пера, которое она только что обмакнула в чернила, на стол упала фиолетовая капля. — Учителю физики восьмых классов? Да? Софья Андреевна внимательно посмотрела в настороженные глаза Сережи. — Да. Но зачем тебе знать? — Очень надо. Он оставил в раздевалке свою схему. Скажите мне, пожалуйста, его адрес. — Это бесполезно, — сказала Софья Андреевна и посмотрела на часы. — Сегодня он едет «Стрелой» в Москву на съезд физиков. «Стрела» отправляется через сорок минут. Значит, из дома он уже вышел. Эта схема ему очень нужна, но, к сожалению, номера вагона я не знаю. Вот беда! — Еще какая! — сказал Сережа и, извинившись, мгновенно исчез. В классе не могли дождаться Сережи и послали на поиски Колю и Петю. Они встретили его на лестнице и следом за ним вбежали в класс. — Шурик, когда ты раздевался, где была газета? — спросил Сережа. — Я положил ее на скамейку, — ответил Шурик. — Все ясно, — сказал Сережа. — Скорей говорите, кто знает учителя физики восьмых классов? Шурик, прихрамывая, подошел к Сереже. — Я знаю. В восьмом классе мой брат. Он показывал мне физика, потому что его уроки самые интересные. — А что? А что? — спросили ребята. — А то, — сказал Сережа, — что он через полчаса повезет «Красной Стрелой» нашу газету в Москву. На съезд физиков! — Пойдем на вокзал, я его узнаю, — заторопился Шурик. — Надо бежать, а у тебя нога болит. Кто еще его знает? Больше никто не знал учителя физики. — Все пропало! — закричал Петя. А Сережа сказал: — Саша, скорее выноси на улицу самокат. Шурик маленький, ему на самокате не стыдно. Саша, живший через дом от школы, побежал за самокатом. Вскоре на улице Восстания прохожие увидели огромную, похожую на волка овчарку и двух мальчиков. Один подкатывался на самокате, другой с длинным белым свертком подмышкой бежал рядом. Несколькими минутами позже мальчики появились на перроне Московского вокзала. Впереди бежала овчарка. — Эй, дорогу! — кричали носильщики. — Эй, дорогу! — отчаянно кричал Шурик. И все расступались, пропуская овчарку к составу «Красной Стрелы». — Шурик, рули к вагону, Бобик ко мне! — сказал Сережа и посмотрел на стрелки висящих над перроном часов. До отхода поезда оставалось семь минут, а в составе было восемь вагонов. Сережа еще раз дал Бобику понюхать схему и крикнул: — Ищи! А ты, Шурик, давай вперед и на всех смотри. Шурик покатил вдоль состава «Красной Стрелы». Бобик забегал у вагона № 8. Он ткнулся мордой в подножку, обнюхал проводника с флажком и множество ботинок провожавших и отъезжавших. Провожавшие и отъезжавшие пугались, кричали: — пошел вон! — но Бобик ни на кого не обращал внимания и ни на кого не лаял. Сережа смотрел во все стороны и искал человека с длинным белым свертком. Но ни у кого на всем перроне такого свертка не было. До отхода поезда оставалось пять минут. У вагона № 7, № 6 и № 5 Бобик тоже ни на кого не заворчал и не залаял. Шурик на самокате доехал до паровоза и, даже не взглянув на колеса, вернулся к Сереже. — Учителя физики нигде нет, — сказал Шурик, и на руль самоката упали две слезинки. До отхода поезда оставалось две минуты. На перроне стало еще шумнее. Все начали прощаться. — Ищи, Бобик, ищи! — настойчиво повторял Сережа и бежал за овчаркой вперед и вперед. У вагона № 2 Бобик ткнулся носом в высокий женский каблук, потом поднял морду и обнюхал опущенную женскую руку. Шерсть на его спине стала дыбом, и он залаял на весь перрон. Молодая женщина, которая заглядывала в открытое окно вагона, испуганно отдернула руку. — Бобик, ко мне! — крикнул Сережа. — Шурик, здесь наша газета! — Нет, — грустно сказал Шурик. — Учитель физики мужчина. — Он, наверное, только что попрощался с нею за руку, — шепнул Сережа. Вдруг женщина заулыбалась и сказала: — Я здесь, Николай Иваныч! Николай Иваныч показался в окне вагона, и Шурик закричал: — Вот учитель физики! Раздался свисток, поезд плавно тронулся. Николай Иваныч кивал головой и улыбался женщине. — Дайте нашу газету! — кричал ему Шурик. — Дайте телеграмму после доклада! — кричала ему женщина. А Сережа быстро разворачивал сверток. Окно вагона медленно поплыло вдоль перрона. — Отдавайте нашу газету! — требовал охрипший Шурик и изо всех сил подкатывал самокат. Сережа бежал рядом с окном. Он повернул схему к Николаю Ивановичу: — Ваша? — Да, да! — закричал Николай Иванович и так перегнулся через окно, что чуть не вывалился на перрон. — Вы перепутали, вы везете классную газету! — задыхаясь, объяснял Сережа. — Давайте, спасибо, спасибо! Сережа сунул схему в окно. — Бросайте газету! Николай Иваныч скрылся в купе. …поезд набирал скорость Поезд набирал скорость. Гудел паровоз. Окно уходило все дальше и дальше. Только Бобик бежал еще вровень с ним и неистово лаял. Сережа и Шурик все больше отставали от вагона, увозившего их газету. Мимо них, сверкнув широкой стеклянной полосой, уже промелькнул вагон-ресторан, потом предпоследний вагон и последний… Но вдруг далеко впереди в воздухе мелькнул длинный белый сверток. И Сережа с Шуриком увидели, как Бобик подпрыгнул и на лету поймал его. В большом зале школы подходило к концу торжественное собрание. Уже кончились слова приветствий и добрых пожеланий, уже поздравляли Ольгу Михайловну и ее самый лучший и самый дружный класс. И хор в сопровождении струнного оркестра с успехом исполнил «Майский марш». После этого Софья Андреевна начала громко называть имена и фамилии отличников, приглашая их на сцену сниматься. — Есть! — отвечали отличники и под аплодисменты всего зала поднимались к украшенному цветами столу президиума. — Что такое? А где же Сережа Стульчиков и Шурик Громов? — спросила Яшу сидевшая в президиуме Ольга Михайловна. — Их еще нет… — сильно волнуясь, ответил Яша. А фотограф уже всех усаживал, говорил кому куда смотреть, а кое-кого осторожно пальцами брал за подбородок и поворачивал немножко вправо или немножко влево, чуточку вверх или чуточку вниз. Потом закрылся черным сукном и посмотрел в глазок аппарата. — Прекрасно, очень хорошо. Спокойно! Сейчас снимаю! Он уже протянул руку, чтобы открыть объектив… Но в эту секунду все снимавшиеся, нарушив позы, рванулись вперед. Они увидели в самом конце зала смешной русый хохолок и хитрющее лицо Сережи. Он, размахивая газетой, бежал к сцене, за ним, чуть прихрамывая, шагал Шурик. На фотографии все вышли как живые, но лучше всего получилась газета, обрамленная ветками и молодыми листьями. — В четвертом классе и я буду с вами сниматься, — разглядывая фотографию, заявил Петя Куликов. — Вряд ли, — сказал Сережа Стульчиков. — Ты всегда поздно спохватываешься. — Нет, не всегда, — ответил Петя. — В будущем году я спохвачусь на самом первом уроке.