М. де Сервантес. Книга эта воздействовала самим своим существованием. Это действительно так.

Телло де Сандовал. Сознайтесь же: вы ее прочли. Вам ее перевели. Впрочем, что я говорю? Вы прочли ее по-арабски!

М. де Сервантес. В то время я не знал арабского. И как вы не понимаете: содержание книги значило куда меньше, чем сама книга!

Телло де Сандовал. Но содержание книги — это и есть книга!

М. де Сервантес. В таком случае все марксисты читали Маркса, а все христиане — Евангелие.

Телло де Сандовал. Та книга прямиком вела вас к другой. К той, которую все и сейчас читают. К той, которая преодолевает время, забвение, смерть.

М. де Сервантес. В каком-то смысле — да. Эта случайная книга, попавшая к нам из рук случайного крестьянина, оказалась семенем. Посевом.

Телло де Сандовал. Потому что в ней содержалось послание. Рыцарские россказни были только кодом. За книгой скрывалась другая книга.

М. де Сервантес. Потому что она вселяла надежду, что Дульсинея еще жива. (Показывает на Тасита). Найденная в степи книга была важна тем, что ее еще не сожгли.

Телло де Сандовал и Мигель де Сервантес исчезают.

Санчо. Какой дорогой, дон Тасит? В каком направлении? Вы не забыли, что мы заблудились? И что того, кто мог бы нас вывести, вы самолично прогнали вашей шпагой?

Тасит. Направление не имеет значения. Нам явится Дульсинея. Вперед!

Сервантес. Сколько нужно дров, чтобы распорядиться судьбой человека?

Тюремщик. Достаточно одной дубины.

Сервантес. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

Тюремщик. Понадобится один старый дуб целиком, если вы хотите, чтобы от человека не осталось и следа.

Сервантес. А от него останется что-нибудь?

Тюремщик. Нет, если я сам возьмусь за возведение костра. Видите ли, дон Мигель, в этом деле главное — воздух. Если воздух не циркулирует между бревнами, вы получите останки. Разумеется, обугленные, неузнаваемые, врать не буду, но все же останки.

Сервантес. А ты, что, умеешь найти общий язык с воздухом?

Тюремщик. Дон Мигель, вы же видите, какое место мне уготовила судьба. Но у каждого должна быть возможность гордиться своим делом. Честному человеку необходимо сохранить хоть крохи достоинства.

Сервантес. Открой мне свой секрет. Маловероятно, что у меня будет возможность им воспользоваться.

Тюремщик. Вязанка хвороста между рядами дров. Но только не тростник и не ива, понятно? Лучше всего добрая веточка настоящего, сухого, как в метле, орешника. Пламя лижет его так усердно, как коза — соль. И в результате — никакой копоти. Тело воспаряет, и огненные ангелы уносят свою воздушную добычу.

Сервантес. Это мучительно?

Тюремщик. Э, дон Мигель, кому же нынче удается обойтись без мучений? Но если на моем костре они умещаются в мгновение, то на других длятся целую вечность.

Сервантес. Вот тридцать дукатов. И завтра ради него не экономь на хворосте.

Тюремщик. Благодарю, дон Мигель. Ради него я и так бы сделал все, как надо. Вы увидите, он не задержится.

Сервантес. Я увижу?

Тюремщик. Завтра же воскресенье, аутодафе должно быть совсем небольшим. Обычно мы делаем такие прямо во дворе, под вашей амбразурой в стене.

Санчо. Подумать только! Отвалить пять дукатов за кучу бумаги, которая приведет нас прямиком в тюрьму!

Мигель. Некоторые люди, Санчо, обладают талантом притягивать несчастье.

Санчо. Что мне за дело до «некоторых людей»? Это вас, вашу молодую особу доверил мне ваш папенька. И меня будет лупить он смертным боем, если с вами, не дай бог, что случится. Почему бы не прочесть эту проклятущую книгу и после не бросить ее в огонь, пока она нас самих не довела до костра?

Мигель. Я не знаю арабского.

Санчо. Вы-то не знаете, но дон Тасит ведь доктор (Поворачивается к Таситу). Дон Тасит, почему бы вам не прочесть книгу?