— За какую же кровь? — сказала бабушка. — Кровь за кровь — не много добра напокупаешь. Да и кровь-то он опять нашу, русскую льет. Своей-то пока не больно пролил…

— В искупление, — был голос человека. — В искупление, чтобы жизнь человеческая началась…

— Жизнь от этого не начнется. — Дед встал и заходил.

И опять ничего не различить. Слышались только шаги деда. Ветер немного стих, и явственным стал голос того человека:

— Умные люди говорят, что этим летом вся война кончится. Дойдет он до Урала и все прикроет.

— До Урала ему не дойти, — сказал дед и прекратил шаги. — Вот как его гнать обратно? В глубину в какую зашел! Вот это дело несметное. Могила на могилу цветом порастет. И нынешнего лета нам ни в коем разе не хватит.

— Вы меня не остерегайтесь, — сказал человек. — Я ведь свой. Чего же уж и меня-то бояться? Я вот думал все про вас. Потом гляжу — метель, вот и направился под метелью, — сказал человек.

— А где-то я вас видела, — сказала бабушка. — Где бы могла?

— А летом, как раз в начале войны. Я под утро по деревне шел. А вы с повети тогда по лестнице спускались.

— Да, да, да, — сказала бабушка.

Дед опять принялся ходить по избе.

— Я ведь жил в этой деревне, — сказал человек. — А потом уйти пришлось. Вот и ходил я тогда, все на прежнее свое место глядел.

В ограде послышались шаги. Взбежал по крыльцу и прошел в избу Олег.

— Здравствуйте, — сказал он. — Мама, поесть ничего нету?

— Сейчас, внучек, — сказала бабушка, и слышно было, как она встала из-за стола.

— И этот малыш парнишка с вами тоже? Ни отца, видать, ни матери?

— Да. Ни того, ни другого нет у него рядом, — сказала бабушка с кухни.

Дед продолжал ходить.

— И отца, и мать, выходит?

— Мать не тронули, — сказала бабушка. — Я думаю, она к этому тоже руку приложила. Жили они не дружно. Изменяла она ему, говорят. Он бесился, а поймать не мог. Она ведь, не успели сына взять, враз вышла за другого.

— И мальчика не приняла?

— Да просила она, а мы отдать не решились. Ну ладно, к чему уж эти разговоры…

— Одним словом, так, — сказал человек и шумно поднялся из-за стола. — Я тут с собой муки мешок привез. Пригодится она вам. А вы уж не говорите, где взяли.

Дед перестал ходить.

— А сколько вы за него просите? — сказала бабушка.

— Мне за эту муку ничего не надо. Почему не помочь людям в несчастье.

— Мы так взять не можем, — сказала бабушка.

— Вы, я вижу, нас не за тех принимаете, — медленно выговорил дед.

— Вы не бойтесь меня и не чуждайтесь, — вежливо сказал человек. — Доброе дело хочу я вам оказать. И все. Нуждаетесь ведь вы.

— Не за тех вы нас принимаете, — еще медленнее выговорил дед.

— Мы ведь не очень уж так нуждаемся, — сказала бабушка. — Мы на базаре лучше купим.

— Где же это на базаре вы теперь муку найдете? — усмехнулся человек. — Возьмите, прошу я вас. И не бойтесь меня, я сам в жизни горя много видел.

— Спасибо вам, но ничего нам не надо, — сказала бабушка.

— Я прошу вас, уйдите домой, — сказал дед.

— Что вы? Я не хотел вас обидеть. Я ведь с помощью пришел.

— Подожди ты, отец, — сказала бабушка торопливо. — Вы тоже на нас не обижайтесь. Но муку мы не возьмем. Мы ведь и правда не те, кто вы думаете.

— Да что вы… — начал человек.

— Идите, идите, — строго сказал дед. — И нечего разговаривать. А то у меня аж дух заходится. Обижу я вас.

Человек вышел в сени, подобрал с пола плащ, спустился с крыльца.

— Сволочь какая! — сказал дед за дверью. — Хорошо, что Сашки нет. Вот уж озверел бы.

Бабушка в наброшенной шали прошла на крыльцо.

— Вы не обижайтесь на нас, — просительно сказала бабушка. — Мы честные люди, и помогать поэтому нам не надо. Мы уж как-нибудь сами.

— Что вы! Зря вы, конечно, — сказал человек, накидывая плащ. — Зря вы меня боитесь, я ведь от чистого сердца.

— Мы никого не боимся, мы честные люди, — сказала бабушка, словно оправдываясь. — У нас ведь совесть чистая, бояться нам нечего.

— Ну ладно, — сказал человек. — Я пойду. Не держите на меня памяти.

Человек поплотнее натянул капюшон и направился к санкам.

— Где же у нас Сашка? — сказала бабушка, вернувшись в избу.

— Где же ему быть! Опять небось у этой лошади сидит, — сказал дед.

— Тише ты, тише, — зашептала бабушка. — Ребенок ведь дома.

И дед снова начал ходить по избе.