Шрифт:
— Вот это уже разговор, — одобрительно кивнул Корягин, беря со стола две папочки с бумагами. — Здесь документы, связанные с введением в стране чрезвычайного положения.
— В связи с болезнью Президента? — неосторожно вырвалось у Федорченко.
Шеф госбезопасности снисходительно взглянул на него и устало вздохнул. Как они ему надоели, все эти непонятливые газетчики, телевизионщики, обозреватели и радиокомментаторы…
— Страну спасать надо, товарищ Федорченко, — и вновь в голосе обер-кагэбиста сникшему Федорченко почудилось произношение незабвенного Иосифа Виссарионовича. Оно уже возникало как наваждение. — Страну спасать нада, панымаешь?
— Ну, если появился указ Президента о введении чрезвычайного положения, тогда, конечно…
— Если вы имеете в виду Русакова, товарищ Федорченко, то такого указа он не издавал, — терял терпение Ненашев, уже твердо решивший, что первое, что он сделает, когда чуточку утвердится в должности Президента, — уволит этого хохла, причем так, чтобы и имени его никто на телевидении не вспоминал. — Зато есть постановление Госкомитета по чрезвычайному положению. С этой минуты вы будете подчиняться только его указам и распоряжениям. И выполнять только то, что будет предписано гэкачепе. Все остальное вас ни к чему не обязывает.
— Абсолютно ни к чему, — цинично подтвердил Корягин. — Тексты документов, которые вы получили, начинайте передавать в шесть утра. Сразу же после гимна. По всем каналам радио и телевидения, по всем радиостанциям и программам, или как они там у вас называются. Уточняю: в течение дня передавать только содержание этих документов, а также то, что еще будет поступать за нашими подписями, и… музыку.
— Клас-сическую! — хмельно улыбнулся вице-президент, и зачем-то снял дымчатые очки, словно хотел получше присмотреться к лицу шефа всесоюзной телерадиокомпании, которого вдруг заставили сутки напролет передавать классическую музыку. Что, должно быть, произвело на него ошеломляющее впечатление. — Лучше всего — «Лебединое озеро».
— Такой себе «Танец маленьких лебедей», протяженностью в сутки, — поддержал его шеф КГБ.
— То есть все каналы должны быть нами перекрыты? — уточнил Федорченко. — Ни одна телестудия, ни одна радиостанция?..
— Ни одна, — снисходительно развел руками шеф госбезопасности. — Вообще ни одна. Пока что. А там будет видно. Посмотрим, что собой представляют эти радиостанции и каналы, кто и что вещал и показывал на них. Кстати, довожу до вашего сведения, что уже с завтрашнего дня вновь вводится цензура. Все, как и должно быть в таких случаях. И вновь пригрезилось: «Как считаэтэ, таварыш Фэдорчэнка, это решение правыльнае?»
— Как и должно быть… — словно загипнотизированный, повторил главный телевизионщик страны, однако прозвучало это как: «По-ленински мыслите, Иосиф Виссарионович…»
Уже в «Волге», которая — в сопровождении двух машин охраны, — с воем сирен двигалась по ночной Москве, Федорченко извлек один из документов, который был озаглавлен: «Обращение Советского руководства».
«В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Русаковым Владимиром Андреевичем своих обязанностей Президента СССР и переходом, в соответствии со статьей 127, пункт 7 Конституции СССР, полномочий Президента СССР к вице-президенту СССР Ненашеву Сергею Николаевичу, в целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса, политической, межнациональной, гражданской конфронтации, хаоса и анархии, которые угрожают жизни и безопасности граждан Советского Союза, суверенитету, территориальной целостности, свободе и независимости нашего Отечества; исходя из результатов всенародного референдума о сохранении Союза Советских Социалистических Республик, руководствуясь жизненно важными интересами народов нашей Родины, всех советских людей, заявляем:
В соответствии со статьей 127, пункт 3 Конституции СССР и статьей 2 Закона СССР “О правовом режиме чрезвычайного положения” и идя навстречу требованиям широких слоев населения о необходимости принятия самых решительных мер по предотвращению сползания общества к общенациональной катастрофе, обеспечению законности и порядка…»
«А ведь это гражданская война! — вдруг прервал Федорченко чтение документа. — Причем “идя навстречу требованиям…” здесь не поможет. Демократы скажут, что все это они уже проходили и что прекрасно знают, чем это кончается».
Президент Гостелерадиокомпании достал из кармана платочек и вытер холодный липкий пот, не имевший ничего общего с предутренней августовской прохладой.
«…обеспечению законности и порядка, — с большим трудом заставил себя читать дальше, — ввести чрезвычайное положение в отдельных местностях СССР, на срок шесть месяцев, с 4 часов по Московскому времени…»
«Что значит: “в отдельных местностях”?, — спросил себя Федорченко. — Каких именно? Телевидение растерзают звонками, уточняя, в каких именно местностях вводится это самое чрезвычайное положение. Или они там, в своей “чрезвычайке”, в своем гэкачепе, считают, что все это будет слушать не цивилизованная страна, а безмолвное и безмозглое стадо?!»
«Установить, что на всей территории СССР безусловное верховенство имеют Конституция СССР и законы Союза ССР…»
«А как быть с прибалтами? — угрюмо риторичествовал Федорченко. — Нет, в самом деле, с прибалтами-то они как поступать собираются?»
«Для управления страной и эффективного осуществления режима чрезвычайного положения, образовать Государственный Комитет по чрезвычайному положению… (ГКЧП СССР) в следующем составе…»
«Не приживется, — сразу ж определил главный радиотелевизионщик страны. — Не то что работяга, но и не всякий профессор филологии эту их аббревиатуру выговорит. Впрочем, заставят выучить. За-ста-вят!» — успокоил он себя уже более уверенно.