На новом месте командный пункт замаскировали в лощине, среди редких кустов. Впереди, на севере, тянулась длинная пологая высота, частью покрытая несжатым кукурузником. Сзади КП начинался покрытый редким кустарником северный скат высоты, которая являлась началом перехода от равнины к предгорью, от калмыцких степей к горам Кавказа. Южнее КП из Пятигорска на Нальчик, шло шоссе. Дорога эта сильно беспокоила меня и я послал туда разведку не автомобиле с четверённой пулемётной установкой.

Задача, которую поставили дивизии, оценивалась, как очередная оборонительная демонстрация, с целью замедлить продвижение врага, и может быть, выиграть этим время.

— Поднажмёт враг, мы отойдём на реку Баксен, на подготовленный там рубеж, затем отойдём к Нальчику, — рассуждал я.

С нашими силами рассуждать иначе и нельзя было. Новый рубеж был ничем не лучше, чем у Черкесска.

Разведка была послана к мосту через Малку, к тому, что севернее Кременчуг-Константиновской, с попутной задачей взорвать мост. К 11 часам, примерно, стало известно, что в Кременчуг-Константиновской побывали немецкие мотоциклисты. Это известие принёс политотделец, замешкавшийся в станице, комиссару дивизии старшему батальонному комиссару Дмитриенко.

Из станицы Кременчуг-Константиновская лежал прямой путь на Нальчик!

Потом поступили данные, что 395-й гвардейский полк с утра ведёт бой и к 10 часам уничтожил два танка и 15 автоматчиков в женском платье, три автомашины с пехотой и три пулемёта. Бойцы полка дрались смело и энергично, но мин и снарядов почти не было, и это беспокоило командование полка.

Я вызвался съездить в северном направлении, чтобы выяснить, где сейчас батальон, который оборонял переправу, и что делает враг. Определившись по карте, я решил выехать на высоту, что севернее командного пункта, там ориентироваться и наметить план дальнейших действий. Доехали до гребня высоты по старой заросшей дороге, и там, с кабины газика, на высоте росла кукуруза, я увидел вражеский бивак. До немцев было недалеко, не более километра. Хорошо были видны крытые брезентом автофургоны, несколько лёгких танков, пушек и завтракающие солдаты, часть которых сидела и хлебала из котелков, часть сновала к полевой кухне и обратно.

А вот наших бойцов видно не было и нужно было выяснить, где они.

— Иван, видал, как расселись? Что если пугнём из пулемёта?

— Надо припугнуть, ясное дело. Может, кто и подавиться.

— В таком случае, выбери огневую позицию, поставьте с шофером пулемёт и к нему одну коробку с патронами. Шофер пусть развернёт и поставит машину так, чтобы можно было быстро поставить в кузов пулемёт и сразу отъехать. Стрелять буду я, ты — за помощника.

Установив прицел пулемёта на «14», я сказал Козлову:

— Наблюдай за рикошетами, даю очередь.

— Не вижу, товарищ гвардии майор, берите ниже!

Я взял пониже.

— Ага, забегали. Хорошо, по-моему!

Я снова нажал на спуск и, с рассеиванием по фронту и в глубину, выпустил с полсотни патронов. Фашисты засуетились ещё сильнее, часть из них побежала к миномётом.

— Стреляю до конца, и сразу в машину.

Отстреляв 250 патронов, мы быстро погрузили пулемёт и отъехали в другое место, так что первая вражеская мина разорвалась далеко вправо от нас. Бросив несколько мин наугад, немцы прекратили обстрел, зато послали танк. Так, паршивенькую танкетку. Тогда только я разглядел, что правее имелась ещё одна полевая дорога, по которой пошла танкетка. Я уже собирался «смотать удочки», но по танкетке кто-то начал стрелять. Танкетка остановилась и, постояв немного, укрылась за бугорок.

Возвращаясь в штаб дивизии, я остановил автомашину на одной из высоток. До командного пункта дивизии было близко и со ската высоты отлично были видны штабные автомашины, стоящие в лощине. Отдельно стояла радиостанция. В бинокль я увидел, как из будки радиостанции вышел радиоинженер и, вместе с Ниной Пащенко, стал подниматься на высоту, что находилась за КП. Этот майор радиоинженер недавно был переведён в отдел связи 37 армии, но по какой-то надобности приехал к нам. Да, почему остановился я, не доехав до своего штаба? Потому что услышал звук авиационных моторов. С северо-запада шло несколько разнокалиберных самолётов. Впереди летел бомбардировщик американского или английского производства. Такой самолёт ещё утром пролетал над нашим расположением. Шёл он с юга, а потом повернул на восток, и его характерный профиль с обвисшим брюхом мне хорошо запомнился. «Американец» летел с советскими опознавательными знаками, а за ним летел «Петляков» и два самолёта других конструкций.

Приблизившись к нашему командному пункту, самолёты начали сбрасывать бомбы! Бомбы падали с большим рассеиванием, и часть из них упала на скате высоты, куда забирались инженер-майор и старший военфельдшер Пащенко. Когда посыпались бомбы, парочка резко разбежалась, по одному спрятавшись под кустиками. Я ничего плохого им не желал, но, чего греха таить, чуточку позлорадствовал. От ревности.

— С самого Донца не видели наших самолётов, а тут, на тебе, прилетели четыре калеки и своих же бомбить. Им, видите ли, мало немцев!

— Они, товарищ гвардии майор, знают, ясное дело, что их здесь не будут обстреливать, — съехидничил Козлов.

— Утром, помнишь? Пролетал над нами этот брюхатый. Он, определённо, летел на разведку, и засёк тех немцев, что побеспокоили мы. Местность похожая и теперь он просто спутал. Впрочем, мог и посчитать за немецкий штаб.

Самолёты улетели. В штабе дивизии не было сигналов взаимного опознавания, а сигналы кулаками не дошли до сердца авиаторов. К счастью, потерь от бомбометания не было. Интересно, а что они доложили командованию?