— Но почему Закон позволяет мальчику делать работу по кухне, если он не позволяет делать ее вам? — спросила Лия.

— Парень вроде бы христианин, хотя люди слышали, как он бормотал, будто ни во что не верит. Его отец был еврейской крови — погонщик мулов из Авилы, по крайней мере так сказала ему его мать. Она была христианская zona, проститутка, не шикарная, не из «Дома Венеры», а жалкая женщина с улиц за городскими стенами. Она била Сантьяго, когда ему было три, а в четыре вышвырнула из дома, считая, что он достаточно большой и должен выпрашивать себе на хлеб.

— Бедняжка! — вздохнула Лия.

— Гоцан увидел его спящим под стеной собора и пожалел. Ни один ребенок не должен быть без отца, какой бы крови он ни был, говорит Гоцан Бен Элизар. Он стал иногда доверять мальчику дела вроде этого, его нанимают убирать и другие добрые люди в городе. Мы ему доверяем. Он проявил себя как честный парнишка, доброжелательный и преданный нам, хотя он и не живет с Гоцанами. Он не еврей, но в нем есть еврейская кровь. — Голос у нее стал злой. — Не чистокровный, по королевским законам. Из-за этого он не может выдать наши собрания Святому Братству, не выдав себя. Как он живет от пятницы до пятницы, я не знаю.

«Как он живет…» Лия задумалась о том, как живут все собравшиеся в Шаббат за этим столом: произносят ли ежедневно молитвы и выполняют ли ритуалы, о которых она немного узнала от семейства Селомо. Она не решалась есть, не зная правил, и наблюдала за остальными, особенно за женщинами, чтобы посмотреть, как они управляются со своей едой.

— Не волнуйся так! — пробормотала Аструга, понаблюдав за ней. — Выпей вина. Ты учишься. Когда в следующий раз придешь к нам в дом, я расскажу тебе о наших священных днях. Начнем с Пурима.

— Что мы празднуем в этот день? — шепнула Лия.

— Что нас не убили. Как и в большинство других праздников. — Сухой голос молодого Шейлока Бен Гоцана заставил ее подпрыгнуть. От удивления, что ее подслушали, Лия выронила ложку и быстро взглянула на него, ощутив волнение. Но он склонился за спиной отца, передавая бутылку с вином, и она не могла видеть его глаза.

— У нас бывают и другие празднества, не только эти, — с шутливым возмущением проговорила тетя, но, заметив, что Лия слушает ее вполуха, Аструга улыбнулась, потрепала племянницу по руке и отвернулась поболтать со своим соседом.

— Они жгут евреев в Сарагосе, — вступил в разговор мужчина, сидящий слева от Лии, сбрызгивая краюшку хлеба оливковым маслом. Она уставилась на него.

С противоположного конца стола прозвучал отрывистый, хриплый смех Шейлока Бен Гоцана, и Лия снова взглянула на него. Его как будто развеселило только что сказанное розоволицым мужчиной, которого звали Хаймом. Шейлок положил руку с бокалом вина на край занавешенного окна позади себя. Другая его рука спокойно лежала на льняной белой скатерти. Пальцы у него были твердые и широкие.

Почувствовав взгляд Лии, он внезапно посмотрел на нее. Какое-то мгновение она выдерживала его теплый взгляд, потом в замешательстве уставилась в свою тарелку.

— Отец Хайм, — окликнул розоволицего мужчину кто-то из сидевших на другом конце шумного стола, — можно мне прийти к вам в воскресенье, признаться, что я только что принял причастие?

— А почему нет? — отозвался Хайм. — Но сначала подумай: мое наказание прочитать десять раз «Аве Мария» поможет тебе понять свой долг перед Богом или ввергнет в новые неприятности?

— Нам потребуется маймонид [14] , чтобы ответить на этот вопрос, — бросил Дэниел. Все засмеялись, кроме Лии, которая гадала, будет ли здесь маймонид в следующую пятницу. — Талмуд позволяет ложь во спасение жизни, — философски добавил Дэниел. — Молясь Непорочной Деве, в которую вы не верите, вы лжете, но это спасает жизнь. Вашу.

— Барух — холостяк, он не рискует семьей, — заметил Шейлок, смеясь. — Но остается ли закон Талмуда таким добрым, если кто-то лжет только ради спасения своей собственной жизни, отец Хайм?

— Ах, — проговорил понимающе Шломо, помахивая пальцем. — Ах.

«Разве этот человек может на самом деле быть священником? — удивилась Лия.

Заметив смущение на ее лице, жена Дэниела, Рахиль, пояснила Лии:

— Это единственный священник для евреев. Его зовут Лопе, хотя втайне его зовут Хайм, и он один из правоверных.

— Нам всем нужно бы иметь священника в семье! — Гоцан хлопнул сына по плечу.

— Не меня, — бросил Шейлок.

— Если не ты, то кто? Священник может выслушать на исповеди наши проблемы и посоветовать, что нам делать. И если ему повезет найти доброго друга из настоящих, старых христиан, вроде отца Бартоломео, они между собой присмотрят за тем, чтобы все еврейские свадьбы проводил тот, кто нужно.