— Я о нем не забыла, — ответила Порция. — У церкви непростые отношения с Венецией. Как может существовать здесь смешанное государство? — удивляются церковники. Государство бывает или христианское, или языческое. Обсуждался, в частности, вопрос о том, что Венеция укрывает мавров и евреев, не требуя их обращения в христианскую веру.

Порция понизила свой и без того низкий голос и воздела кулак в воздух.

— «Ни одно христианское государство не может пережить такое! — возвестил епископ Дембо. — Османы нас разрушат!»

— Ах, чудесно! Если бы вы украли одежду епископа, а не смиренного служки, возможно, вы смогли бы тоже произнести речь!

— И сказать им всем, если бы меня разоблачили, что одеяние принадлежит синьорам государства, а не церкви? Да, то был бы веселый диспут! Эта мысль пришла мне на ум слишком поздно, дорогая Нерисса. Хотя я и хотела произнести речь даже как служка. Я хотела сказать епископу Дембо, что в своих собственных странах османы позволяют христианам, евреям и маврам жить бок о бок.

— Может быть, он уже знает об этом?

— Если и знает, то он не использовал эту информацию. И я напомнила бы ему, что папа Григорий сам неодобрительно относится к принудительному обращению в веру.

— В гетто я слышала другое.

Порция отставила бокал и с интересом посмотрела на нее.

— Нерисса, — сказала она, — уж не хотите ли вы сказать мне, что вы — еврейка! Ну, вы выглядите как… как… — Впервые она искала слова. — Как христианка, — наконец проговорила она.

— Я не еврейка, — засмеялась Нерисса. — Я работала на одну семью в Новом гетто. Но ни у одной из женщин там я не видела ни рогов, ни хвоста.

— Тогда, значит, у мужчин?

Нерисса внимательно посмотрела на Порцию — конечно, она шутит. Но под светлыми бровями глаза ее гостьи были задумчивы и серьезны.

— Мадам, — сказала Нерисса, — разве в ваших книжках вам не встречалось описание евреев?

— Да много раз! — воскликнула Порция. — В «Путешествиях» Мандевиля, где рассказывается о тайном языке евреев и заговоре с целью поработить христиан. Джон Фокс — есть такой пуританский проповедник в Англии — и Мартин Лютер в Германии очень убедительно доказывают, что евреи — потомки Каина. И есть еще, конечно, писания архиепископа Алонсо де Фонсеки относительно странного смрада, идущего от евреев, а также о том, как евреи распяли ребенка в Ла Гардии. Особенно много де Фонсека писал о рогах.

— Вы очень начитанны, — с восхищением проговорила Нерисса. В дверь постучали, она встала и, приоткрыв дверь, вернулась с каплуном, которого разрезала для себя и Порции. — У Христа тоже были рога? А святой Павел? Он смердел?

Порция засмеялась:

— Признаюсь, я не была знакома ни с одним евреем.

— А я была, — ответила Нерисса, немного холодно, думая о мужчине — синьоре Бен Гоцане, прозванном Бенраспутник, и о его визите к ней в комнату. Она почувствовала, что Порция пронзительно смотрит на нее, и, выпрямившись, откашлялась, прочищая горло.

— Если бы вы были знакомы с кем-нибудь из них, то поняли бы, что те, из Совета Десяти, заставляют их носить значки и шляпы, потому что боятся, как бы женщины-христианки не стали влюбляться в них и рожать от них детей.

Порция нахмурилась, задумавшись.

— Но я никогда не читала об этом!

— Я тоже. — Нерисса слегка постучала себя по лбу. — Это импровизация, так считала моя мать.

— Снова здравый смысл, — заметила Порция. — Ну, рога или не рога, я считаю, присутствие евреев в Венеции нужно терпеть ради блага государства. Нашей церкви не нравится ростовщичество. И еврейская вера. Но кто-то же должен этим заниматься, иначе предоставление денег в долг не будет приносить прибыли, и венецианская торговля пошатнется и рухнет в море. Мы будем похожи на исчезнувший город Атлантиду в мифе Платона.

— Я не знаю этот миф, но знаю: этот дом погрузился на дюйм в Большой канал с тех пор, как я появилась здесь месяц назад.

— Возможно, под тяжестью разговоров, которые вы здесь ведете.

— Охо-о! — протянула Нерисса. — Я бы сказала, это первый разговор, имеющий вес, который услышали эти стены.

— Или выдерживали эти полы, могли бы сказать вы, — заметила Порция, деликатно беря куриную ножку кончиками пальцев. — Чтобы подкрепить метафору. О погружении и так далее.

— А что такое — метафора? И что такое ростовщичество?

— Первое — поэтическая фигура речи, второе — одалживание денег под проценты.

— Ах, это и делал мой хозяин-еврей.

— Что?

— Одалживал деньги. Не поэзию.

— Тогда ваш еврейский ростовщик — опора Венеции, поддерживающая город. Что бы ни говорили епископы, почему бы ему не продолжить свою счастливую жизнь здесь?

Нерисса хотела ответить, но Порция подняла руку, останавливая ее.

— Это был риторический вопрос, Нерисса! Венецианцы готовы принять в свои объятия толпы евреев.