— Пять тысяч дукатов, да. Не из «Бельмонта». Из инвестиций, которые я сделала по доверенности на Риальто. Один английский лорд, который здесь бывает, посоветовал мне купить акции чего-то, что называется «Левантийская кампания». У этой группы лондонцев какие-то дела с турками. Я получила стократную прибыль.

— Но…

— Даже Венеция не любит торговать с протестантами, не говоря уж о мусульманах, но это на самом деле неправильно: в коммерции не должно быть границ. Я понимаю твой вопрос. Ты хочешь знать: почему, если я могу получать такую огромную прибыль на Риальто, мне нужно волноваться по поводу имения моего отца?

— Я не заходила бы так далеко, — серьезно проговорила Нерисса. — Но если уж вы занялись этим… Чем больше прибыль от этих инвестиций, тем меньше, мне кажется, необходимость…

— Выходить замуж, чтобы стать больше чем гостем в доме моего покойного отца. Да. Но этот вариант меня не устроит, Нерисса, даже стань я такой богатой, как Рейна Наси.

— Я слышала о Мидасе, а кто такая Рейна Наси?

— Одна очень мудрая еврейка.

— С рогами? — поддразнила ее Нерисса.

— Откуда мне знать! Она торговала пряностями и основала банк, и теперь у нее золота больше, чем у султана! — Глаза Порции загорелись от зависти и восхищения. — Ее арестовали, но она бежала из Венеции прежде, чем я успела с ней познакомиться, и теперь живет в Константинополе.

— Ну почему бы вам не стать такой, как она?

— Чтобы меня арестовали? — сказала, смеясь, Порция.

— Вы знаете, я не это имела в виду.

Порция резко покачала головой. Ее волосы заблестели в свете факелов и жаровен, обогревающих оранжерею.

— Я не хочу быть Рейной Наси. Я хочу быть Порцией Бель Менте. Я хочу иметь свои собственные деньги и деньги отца тоже. — Она ударила кулаком в воздух. — Я справлюсь с его головоломкой!

Завороженная, Нерисса не могла отвести взгляд от ее пылающего лица. Порция говорила о деньгах, но глаза ее пылали не от жадности и не обычной добротой. Пробыв короткое время в «Бельмонте», Нерисса уже знала о страсти Порции к решению логических проблем. Она хотела серебра и земель, но больше всего она хотела победить в игре с высокими ставками. Ее ум жаждал загадок и вызова, как мужчина жаждет поцелуя женщины. Порция готова терзать свой мозг, чтобы подчинить мир своему желанию, она находила удовольствие в борьбе. Путь к имению отца лежал через мужа, а ей была ненавистна сама мысль о нем.

— Ты думаешь, я позволю какому-нибудь мужчине управлять мной? — спросила она Нериссу, которая догадалась, что вопрос риторический. Порция не собиралась отказываться ни от «Бельмонта», ни от своего стремления управлять собственной жизнью. Она победит в этой игре с отцом, подумала Нерисса, и, когда все будет сделано, ее триумф станет полным.

Глаза Порции светились внутренней уверенностью в победе. Глядя в эти глаза, трудно было бы поверить, что она может проиграть. Так считала Нерисса, пока Порция не рассказала о втором условии в завещании своего отца.

— Как она может выиграть? — спросила Нерисса у Грациано ди Пезаро. Ее старый клиент из домов Малипьеро взглянул на мраморный пол в холле «Бельмонта».

— Как можно знать, сколько глыб мрамора требуется на комнату? — спросил Грациано. — Как же получается, что заказывают нужное количество?

Нерисса помолчала, потом ответила:

— Думаю, если плитка окажется лишней, ее снова продадут поставщику или используют еще где-нибудь в доме.

— Ах! — восхищенно хлопнул в ладоши Грациано. — Очень изобретательно. А о чем ты хотела спросить меня, моя маленькая распутная нимфа? — Он похотливо поднял бровь.

— Ничего особенного, — сказала Нерисса, с нетерпением ожидая, когда женихи уедут и они с Порцией смогут обсудить их недостатки. Она вздохнула: — Кое-что риторическое.

Она не очень обрадовалась, увидев Грациано среди венецианских кавалеров, явившихся накануне вечером на быстроходном судне, потому что его болтовню считала утомительной. Но он прилип к ней, как репей, подмигивал и подталкивал локтем, почти открыто поздравляя с тем, как ловко она добилась успеха, с тех пор как они познакомились в домах Малипьеро. Она сразу сообщила ему, что Порция хорошо знает ее историю, больше всего боясь двусмысленных жестов и выразительных взглядов в присутствии хозяйки дома.

— Она поймет, что ты имеешь в виду, и уже поняла, — сказала она Грациано. — И не думай, что «Бельмонт» — публичный дом, потому что в нем нахожусь я.

У Грациано вытянулось лицо, и Нерисса, раскаиваясь, взяла его за руку и предложила показать ему окрестности. У него было достаточно времени для прогулки. Сам он не был поклонником Порции и просто сопровождал Бассанио, который навострил уши, услышав о смерти старого гранда, отца Порции, и слухи о том, что богатство синьора достанется тому, кто завоюет его дочь. Эта новость быстро распространилась среди участников маскарада в двенадцатую ночь, и Бассанио был не единственный, кто пытался поймать свой шанс. Он считал себя очень находчивым и умным, поскольку ему удалось быстро получить заем у Шейлока Бен Гоцана с Антонио в качестве поручителя, и затем он перерыл всю Мерчерию в поисках туфель с шелковыми розочками на носах, и испанского гофрированного воротника на шею, и бархатных шапочек.

— Я — Язон, — ликующе сообщил он Грациано. — Я отправляюсь на поиски золотого руна!

— Чтобы содрать с нее золотое руно, хочешь ты сказать, — уточнил Грациано, у которого временами случались проблески остроумия.

Но когда Бассанио в своем свеженьком парадном одеянии явился в контору агента гавани, чтобы нанять лодку до «Бельмонта», усталый чиновник указал ему на список на стене и велел приписать свое имя.

— Корабль уже зафрахтован, — сказал агент. — Есть место только для одного.