Так что нужно спешить, причем без всякого разрешения.

Практикант перехватил профессора Атали при выходе из операционного блока.

— Профессор… Мне нужно с вами поговорить, — начал он тревожно.

— А подождать немного нельзя?

— Нет… Дело очень серьезное.

— Что такое?

— У нас проблемы. С Габриэлем Сансье.

Атали удивленно посмотрел на ученика.

— Хорошо бы вам самому прийти и посмотреть, — прибавил практикант.

В боксе Габриэля практикант протянул профессору карту больного.

— Черт подери! Что за ерунда такая! — Профессор перелистывал карту. — И когда вы это заметили?

— Два часа назад, но вы были на операции.

— Аппарат барахлит?

— Это единственное объяснение.

— Проверьте еще раз хорошенько. С этим пациентом не должно быть никаких ошибок! Понятно? Вы отвечаете за него головой. До момента, когда мы отключим аппарат!

— Хорошо, профессор, я все понял, — озабоченно ответил оробевший ученик.

Атали, широко шагая, поспешил к себе в кабинет. Стоит ли сообщать новость родителям? Нет, не стоит. К чему подвергать их новым испытаниям, если нет уверенности.

Дени и Лоррен ехали в больницу. В тишине им обоим чудился голос Габриэля. Его признание в любви, сообщение о будущем ребенке потрясло их до глубины души. Им казалось, что сын с ними рядом, что он разговаривает с ними — вопреки злой судьбе, их непониманию и упрекам. Им понадобится время, чтобы в свете исповеди сына увидеть другими глазами прошлое. Но изменить прошлое невозможно, а вот настоящее, наполнившись новым смыслом, призывало их к себе. Их последнюю ошибку возможно было исправить, и они собирались это сделать. Из любви к сыну, из любви к будущему ребенку.

И вот они стоят перед боксом Клары, и Лоррен, пытаясь призвать мужество, берет мужа под руку. Постучались. Никакого ответа. Дени отворил дверь. Клара лежала, свернувшись комочком на кровати, повернувшись лицом к стене. Они ждали от нее какого-то знака, позволяющего им войти, но она лежала, не двигаясь.

— Добрый день, Клара, — мягко произнес Дени.

Она не ответила. Дени взглянул искоса на жену, словно спрашивая, как им поступить. Заметила ли их Клара? Делает вид, что не замечает? Находится в прострации под действием лекарств?

Дени встал так, чтобы попасть в поле зрения Клары. Она подняла на него глаза, и ее полный горькой безнадежности взгляд ожил.

Клара повернула голову к двери, увидела Лоррен и села на кровати, подобрала ноги, обняла колени, словно защищаясь, словно испугавшись, увидев возле себя мать Габриэля.

Дени мучительно подбирал слова. Что сказать? С чего начать? Какое уж тут красноречие, когда теряешься в сомнениях.

Тяжело нависшее молчание нарушила Клара.

— Мне очень жаль, — пробормотала она разбитым голосом.

Удивившись, они хотели что-то ответить, но Клара продолжала говорить, уставившись взглядом в пустоту.

— Вы оказались правы, мне не быть вместе с вашим сыном. Я тоже думала, что не заслуживаю его любви, что рано или поздно он поймет это и расстанется со мной…

— Подождите, — вмешалась Лоррен, желая остановить Клару.

— Но каждый день, проведенный с ним, был таким счастьем, — медленно продолжала Клара. — Его слова, его взгляд успокаивали меня. И я в конце концов поверила, что, кто знает, может, мы и в самом деле проживем нашу жизнь вместе. Вам не удалось разлучить нас. Нас разлучила судьба.

— Клара… — снова попыталась вставить слово мадам Сансье.

Но Клара продолжала говорить, уставившись на простыню:

— Я вам не понравилась, хотя не понимаю, по какой причине. Теперь вы и вовсе меня ненавидите. Из-за меня Габриэль уехал с этого праздника. Я была за рулем. Я плакала. Не сумела вовремя включиться. Потеряла над машиной контроль.

Дени подошел к кровати.

— Мы не думаем вас ненавидеть. Мы пришли… Мы хотим извиниться…

Удивившись, Клара подняла голову.

— Вы ушли с праздника по моей вине, — заговорила Лоррен. — Я обидела вас. Но тогда я думала в первую очередь о сыне. Нет, конечно, не только о нем. О нас всех, о своих пожеланиях относительно него. Я не верила в вашу любовь. Хоть это очень глупо, но я не считала сына достаточно взрослым, чтобы положиться на его выбор. Я всегда грешила гордыней и считала себя вправе принимать решения за моих близких. Так что, Клара… виной всему я.

— И я, — заговорил отец Габриэля. — Я позволил себе забыть, откуда вышел я сам. Я поднялся наверх и постарался избавиться от всего, что напоминало мне прошлое. Вы мне напомнили о нем. И я должен был бы поддержать вас, увидеть, как искренне вы любите Габриэля. Но я оказался слеп, постоянное стремление к успеху лишило меня способности трезво смотреть на вещи.